их было немало.
Мальчик нерешительно взял монетку с одеяла. Подышал на нее, вытер о рубашку, рассеянно процарапал ребром тыльную сторону ладони. Тонкая заусеница оставила на смуглой коже волосяной белый след. Мальчик подумал, нарисовал таким же способом якорь и скрещенные шпаги: словно татуировку наметил. Потом стер рисунок помусоленным мизинцем. Потянулся к губе, взглянул на Пассажира, быстро опустил руку…
«Кобург» опять причалил и затих.
Пассажир сказал:
– Давай-ка я поднимусь. А потом, если хочешь, поговорим еще на эти наши темы…
На пароходе вдруг проснулось радио. Динамик на верхней палубе поскрипел и объявил, что «в силу технических причин пароход задержится у пристани Веха до четырнадцати ноль-ноль. Экипаж приносит пассажирам свои извинения». Потом динамик покашлял и добавил неофициально:
– Машина-то, сами понимаете, товарищи, времен Фультона…
Пассажир глянул в окно и предложил:
– А пойдем-ка, друг мой, прогуляемся. А?.. Что за Веха, на каком пути веха…
Мальчик взял с крючка свою синюю кепчонку с надписью «Речфлот». Сердито усмехнулся:
– Не «Речфлот», а «Речстой». Когда я домой попаду? Там уже, наверно, всесоюзный розыск объявлен.
Они сошли на пологий берег. Дорога с песчаной колеей между редких сосен вывела их на сельскую улицу с бревенчатыми домами и палисадниками. Было безлюдно. В конце улицы белела обшарпанная церковь с голым каркасом на месте купола. Там суетились вороны.
Среди этой деревенской старины нелепо и вызывающе торчала квадратная бетонная постройка с витринами до самой земли. С трубчатыми стеклянными буквами «Парикмахерская». На прозрачной двери висел допотопный амбарный замок.
Пассажир и мальчик остановились перед стеклом, как перед зеркалом. Мальчик встретился глазами с отражением Пассажира. Тот улыбнулся:
– Ну и как? Нравимся мы себе?
Мальчик повел плечами: чему тут нравиться или не нравиться? Обыкновенный пацан, обыкновенный старый дядька… Впрочем, Пассажир сейчас не казался очень старым. Он побрился, расчесал свой старомодный пробор, держался подчеркнуто прямо. И морщин будто стало меньше, и глаза сделались как-то острее, прицельнее. Несовременная парусиновая куртка – длинная, с обтянутыми той же материей пуговицами – сидела на Пассажире ладно, словно китель отставного флотского офицера…
– Ты все о чем-то о своем думаешь, – заметил Пассажир. – Тревожишься, что домой опаздываешь. Да?
– Ага. Это само собой… А еще я о другом… тревожусь.
– О чем же?
– О вчерашнем. О Гальке.
– Ну… и что же тебя беспокоит? – тихо спросил Пассажир.
– А он… может, правда ушел с капитан-командором?
– Возможно, – охотно сказал Пассажир.
– Но… они же были враги… Ну, старинная была война, враги могли уважать друг друга, только все-таки…
– Они были не враги, а лишь противники. Волею обстоятельств. Потом обстоятельства изменились…
– Ладно. А что этот командор в нем такого нашел? В Гальке-то… – неловко сказал