нужно поговорить с господином Шмонтом. По поводу подписанного контракта.
– Не рассказывайте мне ничего. Я все равно не в курсе.
– Разве господин Шмонт не делал вам никаких предложений?
– Господин Шмонт настолько болтлив, что я вынужден колоть ему снотворное, и он спит дни и ночи напролет.
– Простите, – сказал практикант, – но это я колю ему снотворное.
– Хорошо, – сказал Жуйживьом. – Пусть так… Вы колете.
– Я знаю все его предложения, – заявил Анна. – Могу вам рассказать.
Жуйживьом посмотрел на ассистента и подал знак. Тот сунул руку в карман и встал у Анны за спиной.
– Правда? Как интересно, – сказал профессор. – Расскажите, расскажите.
Практикант извлек из кармана огромный шприц и вонзил иглу Анне в бицепс. Тот попытался было отбиваться, но вдруг заснул.
– Куда мне его деть? – спросил практикант, с трудом поддерживая тяжелое тело.
– Решайте сами, – бросил профессор. – Мне пора на обход. Шмонт, того гляди, проснется.
Практикант разжал объятия, и Анна рухнул на пол.
– Может, я его вместо стула на кровать?.. – робко предложил он.
Стул ответил мерзким скрипучим хихиканьем.
– Оставьте стул в покое, – сказал Жуйживьом. – Если вы и дальше не прекратите на него наговаривать…
– Ладно, – пробурчал студент-медик. – Так пусть, что ли, так и лежит?
– Дело ваше.
Профессор оправил белый халат, вышел мягким, пружинистым шагом и исчез в меандрах покрытого лаком коридора.
Оставшись в палате один, студент медленно приблизился к стулу и одарил его взглядом, исполненным ненависти. От усталости веки его ежеминутно смыкались. Вошла медсестра.
– Вы давали ему судно? – спросил практикант.
– Давала.
– Ну и что?
– У него глисты, оксиуры. Деревянные. А один раз он сам встал. Оказывается, он ходит иноходью. Ужасно неприятное зрелище. Я была просто в ужасе.
– Сейчас устрою ему осмотр, – сказал практикант. – Дайте мне чистую пеленку.
– Пожалуйста, – сказала медсестра.
У него даже не было сил запустить руку ей промеж ног, хотя она, как обычно, распахнула халатик. Медсестра обиженно сунула ему пеленку и удалилась, громыхая эмалированными лотками.
Студент уселся на кровать и отогнул простыню. Он старался не дышать, потому что стул скрипел и крякал почем зря.
8
Когда Жуйживьом вернулся с обхода, практикант спал мертвым сном у кровати Корнелиуса, перевалившись через бесчувственное тело Анны. Что-то неприметно изменилось на соседней койке. Профессор быстро откинул простыню. Под ней лежал стул эпохи Людовика Пятнадцатого; ножки его одеревенели. Он постарел на двадцать лет. Холодный и окоченевший, он напоминал скорее мебель Людовика Шестнадцатого. Спинка его сделалась напряженно-прямой и красноречиво говорила о мучительной предсмертной агонии. Дерево имело теперь голубовато-белесый оттенок, что не укрылось от профессорского ока. Он обернулся и ударил студента