находится: в этой жизни он – старуха.
– О, моя дорогая!
Рене соображает, что седовласый старик, произнесший эти слова и взявший ее руку для поцелуя, – ее муж.
– Видишь, здесь кюре и нотариус.
Человек, представившийся нотариусом, протягивает листок с надписью крупными буквами: «ЗАВЕЩАНИЕ».
Рене становится понятнее, кто он, вернее, она. Он видит красиво выведенные строки:
Графиня Леонтина де Виламбрез
Замок Виламбрез, 1785
Дальше идет длинный список построек, земельных угодий, лошадей, ослов, кур, а также всяческих карет, плугов, предметов обстановки и столового серебра.
Глаза снова пробегают список, дрожащая рука неуклюже выводит подпись, нотариус бормочет слова благодарности и исчезает.
Потом подходит кюре с предложением «облегчить душу исповедью». Она припадает к его уху.
– Исповедуюсь в том, что много времени потратила на попытки уклониться от положенных мне по рангу светских обязанностей: всех этих балов, светских глупостей… Меня часто не хватало на мужа и детей!
– Отпускаю ваши грехи.
– Это не все. Исповедуюсь, что имела плотскую связь с садовником, ибо муж мой давно утратил мужскую силу, а я всегда сохраняла тягу к плотским утехам.
– М-м-м… И этот грех отпускаю вам.
– Знайте, как это ни тяжко, что я вступала в связь не только с садовником, но и с конюхом и со многими лакеями, чего не стыжусь: почему только у мужчин должно быть право не стесняться своих побед, хотя у нас, женщин, тоже есть стремление к противоположному полу? Богу угодно, чтобы настал день, когда женщины станут равными мужчинам и тоже смогут по своему усмотрению покупать любовь, отбирая тем самым у мужчин одну из их многочисленных привилегий.
Удивленный кюре покашливает, надеясь, что остальные ничего не слышали.
– Еще я должна сказать вам, святой отец, что презираю всех святош, верящих в суеверия, коими Церковь кормит наивных и доверчивых ради своего собственного обогащения…
– Полагаю, все уже сказано, – прерывает ее священник.
Он молится на латыни, перекрывая голос старухи. Потом крестит ей лоб.
– Отпускаю вам ваши грехи, графиня. Да пребудет ваша душа в раю.
После ухода нотариуса и кюре к ней подходит граф.
– Что ж, любимая, теперь самое время сказать мне… где?
Он гладит ее по лбу.
– Что «где»?
– Где вы зарыли ларец со слитками?
– Знаете, Гонзага, я терпеть не могу эти упоминания вашей любви ко мне: «любимая», «дорогая»… Мы не на конюшне!
– Прекрасно, Леонтина. Скажите нам, где ларец. Если не скажете, то вся семья лишится родового достояния. По словам врача, вам остались считаные часы.
– Отчасти это наследство, оставленное мне родителями, а они, если вы не забыли, Гонзага, в конце жизни относились к вам неодобрительно. Передать эти деньги вам значило бы проявить неуважение к ним.
– Речь не об одном мне, любимая, есть еще дети! Дети мои, скажите вашей матери и бабушке, как она вам дорога.
Подходит