но никаких признаков Анастасии в ее квартире не было.
Беглую «великую княжну» обнаружила в конце концов не полиция и не Кляйсты. После двухдневных поисков друг капитана фон Швабе Франц Енике заметил ее стоявшей на мостике у Берлинского зоопарка. Помня о привязанности Анастасии к животным, он провел всю ночь в поисках ее в Тиргартене, самом большом и красивом из берлинских парков. Увидев ее на мостике, Енике поднял крик. Понимает она, что она делает? Знает она, сколько беспокойства она причинила?!
Енике и дух не успел перевести. «Беспокойство?!» – воскликнула Анастасия. Да что г-н Енике в этом понимает! «Она рассказала мне, что у Кляйстов с ней очень плохо обращались, – сообщил Енике. – Они не оставляли ее в покое, всегда принуждали говорить о прошлом». Каждый день барон представлял ей новых людей и требовал, чтобы она рассказывала каждому свою историю. Ей не давали спать по ночам! Это было ужасно. «Барон фон Кляйст и обе его дочери обходились с ней ужасно».
Поскольку Анастасия ясно дала понять, что скорее останется на ночь в зоопарке, чем вернется к Кляйстам, Енике привел ее к себе в квартиру и дал ей возможность там устроиться. Он тоже потерял всякое терпение с бароном. В тот же вечер, в обществе отца Алисы Швабе, он направился к барону, чтобы сообщить ему, что Анастасия больше никогда, ни при каких обстоятельствах, не согласится у него жить, но барон был в таком же отвратительном настроении, как и все остальные. Прекрасно, отвечал он. Енике и чета Швабе могут забрать ее к себе. Однако им придется ее содержать, а это означает расходы: всем было известно, что у Швабе денег не было.
Ничего, вмешался отец Алисы Швабе, он достал уже все необходимые средства «из русских источников». «Только вы держитесь подальше от нас», – рявкнул он, когда барон фон Кляйст указал ему на дверь.
От баронессы было не так легко избавиться. Она была встревожена и хотела сделать всё возможное, чтобы помочь. Семнадцатого августа она явилась в квартиру Енике и застала Анастасию спокойно сидевшей в гостиной. Анастасия отвернулась и отказалась с ней поздороваться.
«Вы со мной не хотите говорить? – спрашивала баронесса. – Почему вы со мной не разговариваете?»
Анастасия плакала. «Mamchen (мамочка), – произнесла она наконец, – я такая грязная, я не могу смотреть вам в глаза». Она повторила несколько раз: «Я такая грязная».
«Что нам делать?» – спросила баронесса.
У Енике была на этот счет одна идея. Как член зарождающейся (и на тот момент маловлиятельной) нацистской партии, Енике был уже известен полиции. Там он познакомился с единомышленником, инспектором Францем Грюнбергом, слушавшим с жадным вниманием его рассказы об Анастасии. Кто бы мог о ней лучше позаботиться несколько недель, чем Грюнберг, историк-любитель, кто как не опытный детектив мог бы одновременно и помочь решить ее дело?
Никому не пришло в голову спросить Анастасию, согласна ли она жить у полицейского инспектора, но в данных обстоятельствах это соображение казалось не особенно