хрустнул новой сигарой.—Скажи, могу ли я надеяться, что мы найдем туда дорогу одни?
– Одни? – мексиканец выпятил нижнюю губу и хмыкнул.– Одни – никогда.
– Вот как?
– Но с моей помощью, возможно, сеньор. Только знающий старожил сможет помочь вам обойти все ловушки. И этот человек – я. Едва увидев вас, я сказал себе: Антонио, рядом с этим господином не страшно и встретить дьявола! Вы не найдете более честного и преданного слугу, сеньор.
– Но и такого же болтуна! Мне нужен стоящий проводник-возница, а не вздорный индюк.
– О, Святая Магдалина! – Початок позеленел от злости, ломая пальцы.– Вы слишком давите на меня. Клянусь громом, я рассержусь, и тогда…
– Вот такой ты мне нужен будешь в пути.
– Так значит… – Антонио вспыхнул радостью, – мы можем пожать руки?
– Руки мы пожмем позже. Если всё будет в порядке. И вот еще, чуть не забыл. Ты умеешь готовить, чтоб мы не протянули с голоду ноги?
– Опять обижаете, сеньор! Спросите Сан-Мартин…
– Смотри, – де Уэльва похлопал Початка по мясистой щеке.– Бывшего стряпчего, что морил нас похлебкой из скорпионов от Веракруса до Мехико, я повесил на гвоздь перед въездом в город… – Он подмигнул ошалевшему трактирщику и весело добавил: – А теперь возьми задаток.
– Нет! Деньги я не возьму. Моя совесть не продается, – Антонио надул щеки.– Она сдается только на время. Ну, давайте обещанные пиастры, сеньор, считайте, что вы уговорили Муньоса.
Разговор за столом оборвался… Четыре жареных, с румяной дымящейся корочкой каплуна в томатном соусе при чесночной подливе опустились на стол; бутылки черного вина замерли вкруг них часовыми… Но не это заняло внимание путников, а та, кто принесла это королевское кушанье. Им всем улыбалась Терези. Де Уэльва куснул ус. Грудь прекрасной дикарки сводила с ума. Чуть прикрытая лифом скромного платья, она покоилась в корсете, как два темномедовых плода в роге изобилия.
Глава 4
В трех лигах от Мехико, много западнее последней городской заставы пылили двадцать монахов-иезуитов, все при оружии, верхами. Возглавлял их брат Лоренсо, в серд-це которого был вырубленный молитвой гранитный крест великой миссии братства. Ему не ведома была палитра эмоций, он не знал ни жалости, ни милосердия. В нем жила одна-единственная идея: справедливость – удел Господа Бога. Он знает, кому давать свое благословение. И душа его, как рьяно веровал Лоренсо, была дарована Всевышним Ордену Иисуса, в священное братство которого он входил вот уже тридцать лет. «Иезуиты, появившись однажды, остаются навсегда», – было для него так же незыблемо, как тысячелетний восход небесного светила. «Орден бессмертен, ибо бессмертен».
Слово отца Монтуа являлось законом: «Мадридский гонец не должен добраться до Калифорнии… Что ж, они не доедут. Отныне андалузец – мой зверь. Я – его охотник. И я убью его!»
Они скакали в предзакатной мгле. Заходящее солнце заслоняла монументальная тень Западной Сьерра-Мадре,