Долли – жену шерифа Джона,
упрятавшего того в своё время за решётку. А если расписать об этом во всех деталях, вспомнив,
например, тот же красный бантик-заколку, взятый Майклом как трофей у Долли, то они (а в первую
очередь его аристократическая фарфоровая Ирэн) уж точно выпадут в мелкий осадок. Ведь
получится, что он читал то, о чём эти умники и краем уха не слышали. Можно бы попробовать, да
страшновато. А если раскусят? Засмеют…
И всё же история-то уже есть, как удержать её в себе? «А, будь, что будет, – думает Роман, –
прорвёмся! Не зря же прапорщик Махонин считал меня авантюристом. Пора его характеристику
оправдывать…»
– А вот я, – произносит он, потрясая в первую очередь свою жену, уже самим вклиниванием в
разговор, – читал как-то в «Иностранной литературе» вещицу одного, по-моему, американского
писателя. Боба Блэка, кажется. Да, точно, Боба Блэка. А называется она… Называется она «Не
говори «Гоп!»
– Странно, – тут же с сомнением произносит один из гостей в очках и в рубашке с тонким белым
галстуком, – название какое-то уж слишком русское.
– Так это ж, само собой, в переводе, – говорит Роман, недоумевая, как это может быть им не
понятно и чувствуя всё большую свою уверенность. – В общем, там рассказывается про одного
Майкла, который очень хитро соблазнил жену шерифа… А началось всё с того, что…
Слушают его не перебивая. У Романа по ходу рассказа возникает множество деталей, которые,
90
как говорится, придумать нельзя, потому что он и в самом деле не придумывает. И если всё, что
гости обсуждали раньше, было хоть немного известно каждому, то в эта история для них нова
совершенно. Его даже и перебивать не на чём.
– Ну, по тому, как выстроен сюжет, если, конечно, сюжет, в данном случае, воспроизведён
достаточно точно, – оценивающе говорит другой слушатель с большими глазами и оттопыренной
губой, когда Роман, наконец, замолкает, – то мне эта вещь напоминает чем-то одну из ранних
вещей Джона Фаулза.
– Всё может быть, – снисходительно соглашается Роман, – Фаулза я, к сожалению, знаю
меньше. Всё-таки я в этой области не специалист.
– А в каком, простите, номере и за какой год была опубликована эта повесть? – интересуется
гость в тонком галстуке.
– Кажется, в третьем, а вот за какой год, извините, не помню…
Часа через два, напоив гостей кофе и проводив их, Голубика возвращается в комнату. По её
задумке, после ухода сокурсников, от мужа должны были остаться только угли, дымящиеся от
облучения потоком эрудиции. Роман же сидит на диване, улыбаясь, как хитрый лис.
– Ну, и как они тебе? – спрашивает, тем не менее, Ирэн.
– Сопляки, – отвечает муж, пожав плечами и снисходительно улыбнувшись. – Не сливки это –
нет. Как я помню из своего деревенского неотёсанного детства, при сепарировании