моего добра, то ты сама видишь, как я к
тебе отношусь. А вот что касается интереса… Видимо, я тебе не интересен… Тут-то, видимо, и
вопрос. Да… Но специально я ничего делать не буду. Не мил, так не мил…
Ирэн лежит, раздумывая над его словами. А ведь формула чувства, о которой он говорит, и в
самом деле верна. Если вспоминать все свои прошлые отношения, то в них и впрямь не хватало
или того, или другого. А как с Романом? Конечно, большего добра, чем от него, она не видела ни от
одного мужчины. Дай-то Бог, чтобы все мужчины так относились ко всем женщинам. А вот
интересен ли он? И тут, пожалуй, больше да, чем нет. Он пытливый, неожиданный, «сюрпризный».
Так в чём же тогда дело? Почему она любит его не так глубоко, как хотелось бы? Если бы в его
формулу какой-то ещё третий пункт… Конечно, Роман добрый, заботливый, внимательный, но
чего-то в нём всё-таки не хватает. Перца что ли, какого-то… Беспомощный он… Переживает, что не
может ничего стоящего сделать для семьи, что живёт на готовеньком, но ведь и в самом деле,
сделать-то не может. Конечно, ей надо сказать: «Да ладно, не забивай голову, я и сама на всём
готовеньком родительском живу. Всё со временем получится…» А вот почему-то не говорит. Как ни
странно, но он своим настроением, что способен на большее и её заразил…
На этой неопределённой подвешенности и заканчивается их ночной разговор.
От внезапного открытия нелюбви любимой женщины душа Романа со стоном проседает, как
скрипнувший надорванный мост, однако самолюбие, ущемлённое ещё боольшим самолюбием
жены, через какое-то время привыкает и к жизни на первом этаже. Любовь способна укротить ещё
и не такую гордыню. Да, Голубика холодна, да, она зовёт его лишь по фамилии, но она всё равно
остаётся лучшей, богиней. Тем более, что иногда её заносчивость и высокомерие кажутся не
более, чем маской. Ведь у тела-то её никакой маски нет. Под одеялом Ирэн прижимается ласково и
мягко. Там она настоящая. И, пожалуй, это стоит того, чтобы снисходительно не замечать её
дневной отстранённости. Конечно, ничего привлекательного в этой искусственности нет, однако тут
хватает и того, что за день их души не разлетаются дальше, чем сближаются по ночам.
И всё же, как ни уговаривай себя, но признание Голубики в нелюбви похоже на ядовитое семя,
брошеное в душу и болезненно разбухающее там. Подавленность и чувство униженности
становится с каждым днём всё тяжелее. «У неё ко мне всего лишь дружба, – ущемлённо думает
Роман, – а я, дурак, привязался к ней, как телок, и уже просто не могу без неё. Но это совсем не по
мне. Она сильнее меня своей холодностью. Что ж, если слабым и зависимым меня делает чувство,
то пусть оно исчезнет совсем или хотя бы уменьшится. Надо просто уровняться с Ирэн,
приглушить свои душевные порывы…» Задача эта, конечно, не из простых. Тем более, что решать-
то её ой как не хочется… Но если надо – значит, надо.