никогда. Я поддался. На земле мёртвых я стал к ней ближе, но хотя бы влечение к Ней истязает меня не столь болезненно. Я знаю, что ничего хорошего в этом нет, ведь так Она обретает власть надо мной и в этом тяготении готовится разорвать и поглотить мой разум.
Но только сейчас, как я почувствовал, Она дала понять, что не стремится помешать мне, нет – только подстегнуть, подхлестнуть. Она как-то ощущает, что я веду приготовления, связанные с её освобождением, но мнит, что тем всё и должно завершиться. Такая вот извращённая благодарность. Любопытно, считает ли она меня мертвецом, вернувшимся в мир живых? Способна ли воспринять, откуда я явился? В любом случае, не думаю, что она знает о тебе; Её интересуют лишь мои намерения, мои желания… Но я опасаюсь, что Она почуяла их, поскольку – каюсь! – не оставляю надежды вернуть тебя. Не оставляю этой, как бы ты сказала, детской, наивной, невозможной надежды.
Увы, некому более меня сдерживать.
До сего дня мою решимость подкрепляли только письма к тебе, но теперь стоит признаться: несколько часов назад мною всё же был запущен необратимый и самоподдерживающийся процесс – перпетуум мобиле людской глупости, порочности, страха, веры, жестокости. Элементы и обслуживающий персонал сами к нему притягиваются; исправно играют свои роли и не отказывают всем желающим присоединиться, тем укрепляя вверенный механизм. Если ранее я не мог отступить, потому что не был способен забыть о тебе и оставить наш план, то отныне сил мне придаёт ясность видения того будущего, к которому обращены все мои действия. И его неотвратимость.
Нахожу, что мои компаньоны видят будущее не так, как я, зачастую лишь отдельные его аспекты, но им и мне этого достаточно, тем более что они не были Там и не ведают того, свидетелем чего суждено быть мне. Для кого-то из них будущее – бегство от прошлого, для других – от настоящего. Что ж, своего погонщика и навигатора они нашли. В целом мы сходимся на том, что событие в будущем, ради которого всё и затевается – отсекающая точка. Вот только говоря об этом, они непроизвольно озираются и оглядываются, ну а я…
Я закрываю глаза и вновь вспоминаю один из эпизодов моей сегодняшней вылазки в город. Прости, не смог, не смог отказать себе в удовольствии понаблюдать за горожанами из теней, благо что на несколько минут во тьме растворились все Двадцать округов. И всё же прогулка неожиданно стала небесполезной, когда до моего уха долетели обрывки речи, свидетельствующие о своевременности и успешности доставки распространяемых вестей и намёков. Но для меня важнее было то, что слух уловил куда чётче, будто я не столько слышал, сколько с небольшой подсказкой сам, внутренним голосом, воспроизводил по памяти доносившееся до меня. Я слышал, как кто-то – ох, жалею, что не догадался тогда же рекрутировать в Совет этакого оригинала! – зачитывал отрывки из книги, которую мы с тобой пересматривали незадолго до того… что случилось. И на мгновение я увидел, как мы с тобой перелистываем те страницы. Ни мы тогда не понимали, ни они сейчас, на то похоже, не оказались способны