кристалл отталкивающей сингонии, чьи трубы-щупальца присасывались к пространству и времени и притягивали к себе, душили, давили, обвивали, подобно столь же чуждым созданиям из морских пучин – и теперь расплывались чернильным пятном в меркнущем свете Солнца.
Всё, она не могла на это смотреть, и мучить этим же Сёриз не собиралась, а потому уговорила пересесть на южную террасу: затмение видно так же, только без отвлекающих и угнетающих факторов, а официанты начали предлагать закопчённые стёклышки. Впрочем, всё пошло не совсем по задумке…
«Такого-то левиафана проглядел! Вот он, корень моей хандры в те дни! А ты знаешь, есть в этом что-то от архитевтисов, октоподов, каракатиц и прочих милашек – приматов океана, избравших путь трудной морской эволюции…», – услышала она исходивший откуда-то снизу разговор по-английски со стороны близлежащего книжного киоска, за какой-то невнятной потребностью разместившегося здесь, ведь он располагал лишь обычной европейской литературой, а потому больше напоминал… «Миссионерскую лачугу сию перерою, но найду тебе то описание из Гюго!» Точно, миссионерскую лачугу! Нет, она решительно хотела увидеть своего собрата по несчастью, но, повертевшись в кресле, так и не смогла найти удобную позу, а разглядеть общавшихся удалось лишь, как это называется, краем глаза – всё-таки, киоск был не совсем в прямой видимости: его загораживал обструганный лес подпорок, рядок высаженных пальм и какие-то декоративные ширмы, ещё и эти чёртовы котелки и цилиндры – где-то за всем этим и притаился источник любопытных речей. Увы, подняться и подойти туда – вот так, напролом, отбросив правила приличия, позабыв о подруге и, вероятно, опрокинув в полутьме столик, не было суждено.
Непонятно откуда выскочила – и соблюла ли правила цехового этикета? – слегка встрёпанная, замотавшаяся Корнелия, у которой были новости. Тем временем сургучом наплывала Луна на дневное светило, и на ней уже начали проступать тёмные сигилы, де-факто скрепляющие любые заклятия и умбральные контракты.
Селестина всегда умела расставлять приоритеты, а потому довольствовалась доносившимися сквозь фоновые шумы обрывками цитат. В конце концов, в городе помимо миноров хватало приличных эмпатов вне Директората, ещё когда-нибудь пересечётся, в таких обстоятельствах это и не мудрено. Корнелия определённо мчалась к ним на всех парах и довольно долго металась в поисках: жадно хватала ртом воздух, в чём ей совершенно не помогал корсет, и тяжело опиралась на столик, едва ли не расплющив пальцы. У публики, кажется, по поводу неё разово случился приступ светской куриной слепоты.
«Ага, вот! На вас нападает воздушный насос, – декламировал на сносном мурлыкающем французском искажённый прочими шумами голос. – Вы имеете дело с пустотой, вооружённой щупальцами…»
– Селестина, Сёриз, – прерывисто и тихо говорила она, – Зацепка. Одна.
– А что же не по ис-дису?
– Замучаюсь отбивать.
«…Кровь