не только как новый член семьи.
Он и без того рос очень интересным мальчиком, открытым, подвижным и добродушным, но при этом совсем не глупым. Его сестра уже оканчивала школу, и Аркадий с большим любопытством относился к её учёбе, любопытством не детским, а вполне осознанным. Свете стало необходимым каждый день что-нибудь ему объяснять из своих уроков, так она сама лучше усваивала материал, чему тот не противился, внимательно слушал или повторял расчёты, а потом задавал будто учитель вполне уместные вопросы. Эти трогательные сценки между братом и сестрой разыгрывались почти каждый вечер, помогая сгладить отчуждение, возникшее между ними после смерти матери, и, кто знает, если бы в них участвовал Геннадий Аркадьевич, то не исключено, что они бы окончательно его преодолели. Но, странное дело, к собственной учёбе, парень относился походя, уроки делал небрежно, считаясь теперь крепким хорошистом, но иногда сбивался на тройки. А разгадка проста: с сестрой он общался по доброй воле, в то время как в школе его обязывали что-то делать, тем самым отбивая всякий интерес к учёбе. Однако он не бунтарствовал в полном смысле слова, возводя неряшливость в абсолют, когда действительно надо было что-то сделать, в данном случае выучить, он делал и делал прилежно, поскольку различал, где заканчиваются игры и начинается жизнь.
Аркадий ладил не только с сестрой, но и с отцом, дедом и бабкой, с одноклассниками, ребятами своего дома и вообще везде, где только не появлялся. Не парень, а загляденье. Только бабушка по матери постепенно исчезала из его жизни, на что имелись и естественные причины – она сильно состарилась и умом, и телом, и сама навещать внуков уже не могла – и противоестественные – Елена Борисовна ревновала парня к мачехе и, видя, как тот хорошо к ней относится, считала его предателем памяти её драгоценной Аннушки, но, к своей чести, никогда не давала ему этого понять.
Геннадий же Аркадьевич был вновь доволен жизнью, и молодая жена, и подрастающее поколение, и внушительные доходы всё более и более уверяли его в этом чувстве. Единственным тёмным пятном в благополучии являлось время от времени посещавшее его тревожное ощущение, посещавшее в те редкие минуты, когда он находился наедине с собой и ничем не занимался. Зрелого мужчину вдруг охватывало беспокойство, будто он всё потерял, у него ничего не осталось кроме него самого и его жизни, которая разом утрачивала всякий смысл. Ощущение сопровождалось неясной фантазией, Геннадию казалось, что он маленький мальчик, тонет в мутной воде, мерно опускаясь на дно и прекрасно понимая, что в последний раз видит небо над расширяющейся толщей воды. Материалом ей служило воспоминание о детской прогулке с покойным дедом, когда маленький Гена случайно упал в реку. Попытка отвлечься от этого неприятного чувства порождала чудной зрительный образ: человек, сидящий на корточках с удочкой посреди широкой реки, – и как только Безроднов издалека замечал, что тот поворачивается к нему лицом и начинает говорить,