вы давайте-ка отдыхайте, – шумно выдыхает Элизабет, – а я пойду встречать гостей: сейчас начнут прибывать. Потом еще поболтаем. Чуть позже закажу нам с вами еду. Мне только нужно знать, любите ли вы лазанью?
Постепенно кафе наполняется гостями, которые рассаживаются за столики, и уже к девяти вечера все места заняты. Рядом с нами – группа молодых людей и девушек, от двадцати до тридцати. Ренцо машет им рукой, те машут в ответ и смеются: они знакомы.
Нужно заметить, что в кафе, несмотря на демократичность обстановки, собрались не те люди, которых я видела на улице. Тут творческая молодежь – симпатичные девушки с живыми осмысленными лицами, воспитанные молодые люди в пиджаках, и те, кому за пятьдесят, – хорошо одетые, с разными аксессуарами, подчеркивающими их принадлежность к перуанскому среднему классу. Никаких вычурных нарядов с блестками, ничего вызывающе яркого, никакой аномальной длины юбок и брендов, кричащих о положении в обществе. В общем, вполне приличные люди, потягивающие из бокалов вино в ожидании своей пиццы, спагетти или лазаньи.
В начале десятого Элизабет берет слово. В посвистывающий микрофон она приветствует публику короткой зажигательной речью, заканчивает которую фразой: «Viva el Perd!» Под аплодисменты публики Ренцо начинает петь. Я понимаю, что это какая-то известная приветственная композиция на итальянском. Удивляет, что Элизабет подпевает во второй микрофон, и до меня, наконец, доходит, что она не просто импресарио – она еще и поет со своим сыном. После коротких, но бурных аплодисментов, Элизабет представляет свое «солнышко»: «Сегодня для вас поет Ренцо де ла Кадена». А потом, поправив очки, она зачитывает по салфетке: «Добро пожаловать, мои друзья из… России!» Слыша незнакомый язык, перуанцы хлопают еще радостнее. А Геринг, получив от меня воздушный поцелуй, мягко улыбается и добавляет по-английски: «Вы со своей работой только не забывайте есть и получать удовольствие от вечера! Отдыхайте с нами! Скоро будет лазанья и много чего еще!»
Я ощущаю, что некоторые гости изучают нас с Сергеем, но изучают деликатно: кто-то оборачивается и поднимает бокал красного вина, намекая, что пьет за нас, кто-то шлет воздушный поцелуй или кивает в знак приветствия. Кто-то, как Клуни, хозяин заведения, притаившись за стойкой, разглядывает с нескрываемым любопытством. Мне нравятся и эти люди, и атмосфера веселой простоты, которая царит в этом заведении. Но я так и не разобралась, что за голос у Ренцо. И он, словно прочитав мои мысли, как раз затягивает «Лашате ми кантаре». Элизабет садится рядом с ним на стул и хлопает в ладоши, поддерживая ритм, – эта музыкальная композиция не предполагает дуэта.
Итак, у Ренцо сильный и приятный тенор. В целом складывается впечатление, что родственник Германа Геринга и правда неплох. Конечно, не Паваротти, Каррерас, Доминго. И даже не Бочелли. Однако, можно сказать, что он поет хорошо. До высокого уровня, не перуанского, а международного, не хватает определяющей мелочи – того самого окраса голоса, который делает его узнаваемым. А еще мне кажется, что Ренцо поет через едва заметное усилие: его голос не струится, не