предъявил карточку, и дверь распахнулась.
Мордекай Тремейн шепотом осведомился:
– Полагаю, они не знают, кто ты на самом деле?
– Надеюсь, что нет, – так же тихо ответил старший инспектор. – Сделал все возможное, чтобы предотвратить нежелательные эксцессы.
Тремейну не удалось подавить подозрение, что спутник преувеличивает опасность. Трудно было представить, что в этой длинной тихой комнате, напоминавшей гостиную дорогого привилегированного клуба, могло произойти нечто неприглядное.
Общество состояло исключительно из мужчин. Группы джентльменов рассредоточились по залу: некоторые сидели, другие стояли. Все вели себя с достоинством, идущим вразрез с ошибочными представлениями Тремейна.
Самая многочисленная группа окружала центральный стол. Подойдя ближе, Тремейн увидел колесо рулетки. Судя по высоким стопкам разноцветных фишек возле каждого из игроков, со ставками здесь не скромничали.
Мордекай Тремейн переводил любопытный взгляд с одного лица на другое, пытаясь понять тип людей, готовых доверить собственное финансовое благополучие слепой фортуне – разумеется, при условии, что колесо не подверглось искусной балансировке, позволяющей крупье заранее решить, кому достанется победная сумма.
В этот момент он и увидел Адриана Картхэллоу.
Художник неотрывно следил за вращением колеса. На столе перед ним лежала маленькая горка фишек. Напряженное выражение лица доказывало, что за время игры их количество заметно сократилось.
Наконец колесо замерло. Тремейн стоял далеко и не слышал слов крупье, однако одного взгляда на Картхэллоу хватило, чтобы понять, что случилось худшее.
Яростным движением он толкнул оставшиеся фишки на другое число. Партнер что-то сказал. Пару мгновений Картхэллоу сохранял мрачное выражение, а потом, кажется, понял, что выдает себя, и с усилием улыбнулся. Партнер придвинул ему свои фишки.
Эти двое явно находились в близких отношениях. Человек держался не как незнакомец, по велению души проявивший неожиданную щедрость, а как давний друг, не нуждавшийся в объяснениях.
Мордекай Тремейн пристально посмотрел на благодетеля, тем более что такую внешность трудно было оставить без внимания или забыть. Перед ним стоял крупный, широкоплечий мужчина со светлыми волосами и тщательно подстриженной, блестевшей в свете ламп шелковистой бородкой-эспаньолкой. Густой, глубокий смех выдавал человека, любившего жизнь и спешившего жить.
До сих пор сосредоточенный на игре Картхэллоу ни разу не оторвал глаз от стола. Но сейчас, когда колесо снова завертелось, он поднял голову и уперся взглядом в Тремейна.
Мордекай широко улыбнулся, полагая, что художник его узнал, и ожидая хотя бы приветственного жеста.
Однако улыбка тут же растаяла, а приветствия – ни молчаливого, ни словесного – так и не последовало. Картхэллоу смотрел на него, как на незнакомца.