что мы не собираемся им причинять зла и вовсе не те немцы, против которых воевал СССР; более того, когда узнали, что нас незаслуженно обидели и выгнали с родной земли, коренное население всячески старалось нам помочь… Были и начальники неплохие, которые все прекрасно понимали и старались не доставлять нам лишних неприятностей, – говорит Темпель. – Что касается подневольного труда: да, было тяжело. Однако и местное население в те годы работало с не меньшим напряжением и упорством. Время тогда было такое – суровое и жестокое. Вон брат у Эльвиры опоздал на работу на 10 минут, его посадили на три месяца. Но посадили его не за то, что он немец, а за то, что опоздал. Тогда за это сажали и местных жителей… Продолжая тему отношения местного населения к депортированным немцам, Темпель так и не смог вспомнить сколь-нибудь значительного притеснения. Тех, кто их не любил, были единицы.
– Хороших людей было больше, – утверждает Андрей Александрович. – Благодаря им мы и выжили в те тяжелые годы – не притесняли, не обижали нас почем зря, а наоборот, старались поддержать, ободрить. Никогда не забуду директора Туринской средней школы К. В. Стурова, эвенка с Виви Чапогира по кличке «Митико», сеукретаря окружкома партии В. Н. Увачана… Да всех не перечислишь. Спасибо им!
Свой счет добра и зла и у жены Андрея Александровича – Эльвиры Александровны. Вот ей пришлось потруднее: она безвылазно три года прорыбачила, заготавливала дрова, выполняла другую работу в самой таежной глуши, на озере Воеволи. Тамошним немцам не повезло с бригадиром: жестоким оказался человеком, бессердечным. Норму ему кровь из носу – а дай. Хоть костьми ложись. И кровь из носу у немцев шла, и костьми ложились. Но норму давали, иначе или тюрьма, или голодная смерть. До сих пор Эльвира Александровна хранит обиду и на другого человека – лейтенанта Хромова из военкомата. В тот день несколько немок (это было уже в Туре) пилили по разнарядке дрова для этого учреждения. Мороз стоял жесточайший. Деревянными, негнущимися руками бедные женщины напилили-таки сколько нужно было дров, сложили их в поленницу и рассчитывали хоть немного обогреться в жарко натопленном военкомате. Но вышел этот самый лейтенант, пинками развалил поленницу, обозвал немок всякими нехорошими словами и заставил все сложить заново. Не пустил даже на порог теплого помещения. Как тогда стало обидно Эльвире и ее подругам по несчастью, что и спустя многие годы это перенесенное унижение жило в ее сердце!
У Андрея Александровича свой взгляд на этот случай.
– Знаете, кто в военкоматах тогда работал: или инвалиды, вернувшиеся с фронта, или белобилетники, которых на фронт не брали. И у тех, и у этих были свои причины злиться на нас, немцев. Хотя и не могли они не понимать, что мы-то тут совершенно не при чем, – рассудительно говорил он.
С такими людьми Андрей Александрович разговаривал на их же языке, а попросту говоря, дрался, хотя этого ему хотелось меньше всего. Ведь