теплоход, сравнялась с ним ходом и села на палубе.
– Вот и я, беглец. От меня никуда не спрятаться, не скрыться, любимый мой дурачок.
Только потом он вспомнил о своих загадочных спутниках – экстрасенсе и его ученом коте. Но их рядом не было. Неужели ушли на берег вот так прямо по воде? Или он все перепутал от волнения.
Прикольно
Тучка задела черным крылом мачту ретранслятора. Куда вымахала? На 364 метра. С такой высоты виден край Заволжья. Раздался грохот, ударила молния. « Конец», – подумал Юрий Иванович, глядя на расплавленные дымящиеся подошвы ботинок. Разряд прошел сквозь него. Даже ветер шмыгнул в испуге за угол.
«Блин, как долбануло, извилина выпрямилась» – будто прочирикал воробей.
«А бомжу по барабану: развалился, лапти сушит» – будто прострекотала сорока.
Кажется, он обрел чудотворный дар, стал читать мысли других, даже у кого их нет? Круто! Теперь он потешится, выведет кое-кого на чистую воду.
Первой Юрий Иванович встретил жену, как всегда нафуфыренную и злую:
– Работу все ищешь? Подковы, вон, сбил. Да кому ты такой неумеха нужен. Как ребенка еще сделал, – и добавила про себя:
«хорошо Гришка-сосед затащил к себе перед свадьбой. Эх, и рогов наставили она этому олуху. Как за порог, так и рог, и не только с соседом»…
– Ты всегда говоришь то, что думаешь, моя верная женушка, – ответил он, думая: сбежал бы давно, было бы куда.
В доме напротив второй день шла гулянка: вернулся с заработков Сергей. То ли визжали еще не покрытые свиноматки, то ли застоявшиеся жеребцы стучали копытами под барабанную музыку: бум – бум, бум – бум. Голова ни у кого не варила от этого в квартале.
К этому дому и подошел Юрий Михайлович. Во рту пересохло, в вывернутом желудке – всеобщее отторжение. Вчера такое пили – не приведи Господь: пятновыводитель на основе денатурата. У кореша даже татуировка рассосалась. Тряслись губы, руки и все, что могло двигаться – легче сдохнуть.
Сергей пьяно выкобеливался перед приятелями. Два месяца он не был дома. В тайге не разгуляешься. Медведя увидишь чаще, чем человека, особенно бабу. Деньги есть, а опрокинуть некого. А здесь в городке никого и обламывать не надо. Хоть сучку вот этого барбоса. Давно сорвалась она с ошейника, теперь мало будет и намордника.
– С бодуна, что ли, Михалыч? Щеки, как рекламные щиты. Не парься, возьми на пиво, – сыпанул небрежно в его руку кучу мелочи.
Было стыдно, ведь он прочитал его подленькие мысли, но деньги взял.
Снова плюнули ему в лицо и кто? Все. Хватит. Надо выбираться из ямы…. Он учитель французского языка, который не преподают ни в одной школе города. Не нужен нигде месье Петров. Кадровых сокращают. С такими мрачными мыслями вошел Юрий Михайлович в кабинет директора школы Самохвалова. Кресло тому приходилось отодвигать от стола на пол – метра, мешал живот.
– Ибрагим Остапович, я снова к вам. Больше некуда. Может быть, хоть сторожем возьмете? – и лучше бы не читал его мысли:
«Опять