пущай по деревне слухи разносит.
– Явления народу все равно не будет, – засмеялся Роман.– Скорее подумают, совсем одурел от самогонки.
– А кого он удивит? У нас в деревне, что ни баба, то ведьма, – сказал Кузьмич.– Одна рябая Клавка более-менее серьезная. Молилась вчера на кладбище. Да тоже того: чтобы омолодиться, заменила на лице кожу, а откуда ее взяла? С задницы.
– Так, у нее там наколка, – удивился Роман.
– Полдеревни мужиков точно смеются, – согласился Кузьмич.– А эта, Елена-каланча что отчудила, козла привязала к кресту на могиле мужа, чтоб траву ощипал. Ох, ты, батюшки, предпринимательница хренова, ладно, задохнулись мы от его мочи, выдрал он крест и повалил еще с десяток рядом стоящих. Каланча сразу отказалась от козла: не мой, говорит, и все тут. Отпустили козла, но он не домой побежал, а к попу в церковь. Эх, и смеялся Сатана, и, правда, редко услышишь такое.
– А зачем к попу-то побежал козел? – не понял Федор.
– Привык к нему, – ответил Роман.
– И что?
– Не врубился?
– Пока нет.
– Ему надо с подсказкой, Роман, – хмыкнул Кузьмич, – Поп, Федя, в свободное от молитв время любит забираться на каланчу.
– А причем тут козел? – спросил Федор.
– Козел точно не причем, – ухмыльнулся Роман, – поп каждый раз, когда приходит к каланче, приносит ему морковку.
– Посмеялись, и хватит, мне пора назад, уху варить.
– Подожди, Кузьмич. А что говорил Сатана о беде, которая случится скоро в нашем селе? – спросил Роман.
– Беда, или происшествие, судить вам. Кому сейчас деревня наша нужна? Если не елозить, а говорить правду, никому. Была она на повороте речки сапогом, а теперь – без ступни, отгнила на хрен. А отчего гангрена? Вот, вот, молчите, а может, и не знаете. Пройдет у вас скоро референдум, по инициативе ведьм.
– Ведьм? – удивился Роман.– Так их сколько, две – три?
– Я же говорил, в деревне всякая баба ведьма, немало и мужиков с рогами, вот и решат, просто отделяться, или еще и войти в состав ада. Сатана обеспечит полную поддержку.
– Нет, я не хочу в ад, – возразил Федор, – у нас в семье ведьм не было, если только баба Фима, ходила она по улице не с бадиком, а с метлой: говорила, так мягче. Но не летала она на метле.
– А если ночью, как ты увидишь со своей куриной слепотой?
– Не куриная она у меня, Кузьмич. Когда светит луна, я все вижу. Ванька студент, на глазника он учится, сказал, что в темноте видят только кошки. Сам он и в очках ходит к ночному горшку на ощупь.
– Ладно, мужики, хоть по вашему суждению я труп, скажу так: поживем-увидим. Бывайте.
И словно не было Кузьмича. Лишь блестела на берегу речки чешуя от пойманных им карасей, подтверждая то, что случившееся Роману и Федору не приснилось, что есть другие реальности, пока непонятные и удивительные. Да и в деревне много тайного, неразгаданного. А что будет после референдума?
Море плачет, или
Слезы моря
Между