едва ли отличишь.
– По лицу, да…
– С философской точки зрения мы с тобой, Зин, одно целое. Ты моя половина.
– Хочешь сказать, и я лошадь.
– Круп у тебя, да, как это выразиться по-ученому, адекватный. Помню, на свадьбе вы с тещей ими мерялись, если бы поменялись, наверно, я бы только и угадал.
– А как бы ты угадал?
– У тебя, что напоминает родинка на левой ягодице?
– На левой? Сковороду.
– Вот видишь, а у тещи чайник.
– И, правда, Коль. А что нам делать с отбитым носом у мамы?
– Памятник не есть мама, Зин. А с носом ничего не будем делать.
– Почему, Коль?
– Припомни, как она выглядела от рождения? Дважды ей вытягивали нос и трижды наставляли. Теперь он полностью соответствует первородному.
– А ты умный у меня, Коль, какие хорошие табуретки сам сделал: не надо их приставлять друг к другу, когда сажусь вязать тебе ночной колпак.
– Зачем мне ночной колпак, Зин?
– Сам говорил, ноги мерзнут.
– Не голова же.
– Так ты на голову одеяло натягиваешь, и ноги оголяются.
– А на кого я буду похож?
– Господи, я и не подумала: мерин в колпаке, действительно, заржу.
– Вот и носи сама колпак, через твою гриву кожу тоже видно. Кстати, сколько ты волосинок пересадила на макушку?
– Тысяч десять.
– Нет, Зин, не от Егора ты. У Егора волосы только на лбу не растут. Когда орангутанг в зоопарке умер, он его целый год замещал. Помнишь, был заголовок в газете: «Говорящая обезьяна»?
– Так папка двух слов связать не может, чаще головой кивает.
– Это и сбило с толку корреспондентов. Зато сколько денег Егор заработал. Тебе шубу прислал, хоть и подванивает.
– Чай, сам шкуры пойманных кошек выделывал.
– А ласты он в магазине купил.
– Малы мне оказались, а мамка, надев их, детишек перепугала. Испачкалась в тине: пруд-то мелкий. Вот они и подумали, что вылезает из него огромная лягушка.
– Опять мы от философского течения мысли отдалились. Когда живешь, что только не отчубучишь. Представь, Зин, ты в гробу, тебе не надо ни яичницы по утрам на сале, ни сала с яичницей по вечерам. Что ты оставишь после себя? Труп.
– А если народный писатель какой?
– Народных на пальцах пересчитаешь. Вот поставят тебе огромный до небес памятник, все равно он будет просто камень. Вот в чем смысл. Так и статуя теще: с оторванным носом она стоит или без оторванного, кому до этого есть дело.
– Коль, а ты еще и мудрый у меня, лоб, как у Ленина.
– За величину лба, Зин, памятники не ставят. Был бы я выше идолов на острове Пасхи.
– Почему?
– Они же на туловищах стоят.
– Хорошо, Коль, у меня лба не увидишь, в нос пошла.
– Я и говорю, подозрительно: у отца твоего вообще не нос, а прохудившийся валенок.
– Коль, а можно тебя попросить?
– Как будто ты вчера ничего не просила.
– Когда