к «столу». Только я начал ловлю, как раз с понедельничка, как повадилась к моей сидке ходить хозяйская девчонка, внучка пастуха Семена, у которого я ночевал на сеновале. Купаться ей тут понравилось!
Отсижу зарю, вытащу двух-трех линей, а она уже рядом вертится. Прямо в платье – бултых в воду! От волн только кувшинки качаются. «Дура! – кричу. – Тебе места мало, что ли, купаться?!» – А она в ответ только улыбается и по-собачьи плещется в пяти метрах от удочек. – «Ведь утоплю, курица!» – кричу – и к ней. А она, так же по-собачьи – от меня, а потом в ивняк шмыгнет, и ищи ее… Да пропади ты! Хотя, по правде сказать, как солнце поднимется, клева можно уже не ждать. С жарой линь куда-то в тенек прятался. Только на заре да в пасмурную погоду и ловил я. Но все равно зло меня брало. Не принимал я ее всерьез. Девчонка и девчонка деревенская!
Однажды в самый полдень она пришла. Я уже выкупался, лежу на луговинке, загораю. Полезла в воду и девчонка. Я не знаю, почему она в платье полоскалась. Может быть, купальника не было. Но когда она из воды вышла, мне и то стыдно стало: она же голая! Ну, совсем… Все дневным солнцем высветило сквозь мокрое платье. Смотрю на нее, она – на меня, не стесняется. Мне бы отвернуться, но не могу. Волосы у ней мокрые, губы полураскрытые, розовые. Смеется глазами, бесстыжая! Лет девчонке не больше семнадцати, а тело у ней созревшее, ждущее ласки. Знаешь ведь, как бывает: у одной все есть – и грудь, и, извиняюсь, задница, а чего-то не так… Крупно все, просто. А у этой, словно у голливудской кошечки, все выверено. «Уйди, – думаю. – Не доводи до крайности, малолетка!». Она, словно поняла, ушла, но все оглядывалась. Идет по лугу, вышагивает среди полуденной духоты и стрекота кузнечиков. Смотрит через плечо лукаво. И откуда у ней, деревенской, только кокетство бралось? Наверное, фильмов про любовь насмотрелась в клубе, а может, женская природа подсказала?
Как-то вечером выпили мы немного с соседским Андрюхой. Возвращаюсь к себе на сеновал, а она стоит на дороге. Задел я ее, и вдруг само собой получилось: дыхание ее услышал, прикосновение волос ощутил – прижал девчонку к себе! Молчит она, только смотрит. Потом сама ко мне припала и шепчет: «Уйдем отсюда, унеси меня!». Я, как болван, и понес ее на сеновал. Помню запах сухой ромашки, губы девчонки, тело ее жаркое, открытое…
Она потом ушла. Ее мать долго во дворе звала. А я лежал, смотрел на звезды и кого-то жалел. То ли себя, оттого, что никогда еще не было со мной вот так и, наверное, больше не будет.
А может быть, девчонку: здесь в глуши, в деревне, кроме придурковатого завклуба, двух-трех парней-матерщинников и запечных сосунков не видывала она никого. Принцы где-то там на «Жигулях» катаются, а ей быть принцессой в коровнике, а потом пьяному мужу-трактористу портянки снимать да детей плодить. И так до скончания века.
Утром я уезжал. Встретились мы с девчонкой случайно, а может быть, и нет… Я уже уходил, рассчитался с хозяевами, а она попалась мне у калитки. «Ну, до свидания, красавица, – говорю вроде бы шутя. – Так мы с тобой и не познакомились». Она стоит и ждет чего-то. У меня, по испорченности что ли, мыслишка