слегка исподлобья, словно спрашивала, можно ли доверять этому миру, который она сумела открыть для себя, разорвав прочную, похожую на паутину оболочку, чьи неровные, вывернутые наружу края, как причудливый багет, обрамляли самый удивительный из всех виденных Дашей портретов.
– Гриша, что за глюки? – Даша подошла к картине. – Я что, по-твоему, дохлая муха, жертва разбойного нападения паука? А это что за дамы, соседки по камере? Или по паутине?
– Тебе не понравилось, – не спросил, а печально констатировал Оляля. – Зря я надеялся, что ты не изменилась. Ты стала такой же, как эти чинуши от культуры. Им тоже все надо объяснять…
– Я не изменилась, – покачала головой Даша, – просто я не хочу показать тебе, как я потрясена. Гриша! Ты понял во мне то, что я сама не сумела понять. Но я разберусь, я обязательно разберусь. Прости, если обидела тебя! Прости! – Она прижала ладони к груди и опять перевела взгляд на картину. – Господи, какой взгляд! Я не могу объяснить! Я только чувствую! Взгляд Евы или Мадонны, а может, и той и другой, вместе взятых. Гриша, ты не должен был давать Ей мое лицо. Это кощунство! Это святотатство!
Оляля подошел и обнял ее за плечи.
– Ты, девушка, сама себя не знаешь! Но я рад, что ты прозрела!
– Гриша, как ты ее назвал?
– «Эдельвейс. Глаза Неба», – сказал Оляля.
– Гриша-а! – протянула печально Даша. – Я понимаю твои аллегории, они – прекрасны, но ты же обещал не рисовать меня на своих картинах?
– Обещал, – нахмурился Оляля, – но я мог написать твой портрет тебе в подарок? Такой, какой я тебя вижу? И не теми двумя фарами, что слишком однозначно все воспринимают, а третьим глазом, что работает на уровне подсознания…
– Почему ты не говорил, что Арефьев тоже рассказывал тебе эту легенду? – спросила она тихо.
– Мне важно было знать, как ты ее закончишь.
Даша подняла глаза.
– Мне не нравится ее конец. Глаза Неба, по легенде, изгои общества. Их дар – их проклятие, за это их преследуют, за это их убивают. Но душа подобных людей воистину бессмертна. После смерти тела Глаза Неба находят другого человека, чья душа сродни тому, кто умер. Сквозь души скольких людей должна промчаться эта звездочка, чтобы понять, зачем человек живет на Земле, каково его предназначение? Каков был изначальный смысл нашего появления на Земле? Зачем мы пришли? И почему уйдем? – Она обняла Гришу. – Теперь я вижу, ты тоже Глаза Неба…
– Нет, я – скорее земной засланец, Штирлиц долбаный. Я эту тайну подслушал и почти сдал ее со всеми потрохами, но в последний момент одумался и зашифровал. Только ключ к шифру потерял, а без него сам не пойму, что к чему.
– Ты сказал, что не закончил картину?
– Ах да! – улыбнулся Гриша. Он достал из кармана маркер и на обратной стороне холста написал размашисто: «Дашке – моей неуловимой и любимой подружке – от Ляльки», поставил год, число и пририсовал маленькую матрешку. – Вот теперь все. – И вручил ей картину. – Бери, пользуйся, Дашурка!
– Матрешка? –