что за истерика? Что случилось?
– Случилось?! – Она схватила подушку и навернула ему по голове. Потом бросилась на него с кулаками и принялась колотить по груди, по плечам. А он даже не пытался хватать ее за руки. Стоял, большой, как скала, и молчал, как скала, отчего она завелась еще больше. И уже не кричала, а орала что было сил: – Что случилось? Трахал меня, как последнюю суку, а сам думал в это время о своей Светке? Сравнивал, сопоставлял? Ах ты, тварь!
Она вырвала брюки из рук Влада и принялась с остервенением хлестать его по лицу. Справа налево! Слева направо! От удара пряжкой ремня, который он оставил в брюках, на щеке проявилась багровая ссадина, но Влад опять почти не защищался, только стал прикрывать лицо руками.
Наконец Даша отбросила брюки, упала на колени перед кроватью и уткнулась головой в простыни, от которых до сих пор шел запах их сумасшедшей страсти. Господи, как ей только что было хорошо! И как отвратительно, пошло, гнусно сейчас! Она замычала и, ухватив простыню зубами, рванула ее! Как бы она хотела точно так же порвать свою окаянную любовь, растерзать, прикончить ее и умереть вместе с ней.
– Прости, – сказал тихо Влад, – прости, я не хотел.
Она повернулась и села, прислонившись голой спиной к кровати. Он стоял над ней уже одетый.
– Прости, – опять повторил он, – я – гниль, я – последний негодяй! Но я думал только о тебе, я все время думаю о тебе! Не знаю, как вылетело!
– Иди, – сказала она. Сил не было даже на это короткое слово. Но когда Влад уже стоял у порога, ее Влад, ее неземная проклятая любовь, она все же не сдержалась, спросила: – Скажи, честно только, без вранья! Маргарита – мать твоих детей, Светка – отдушина… А я кто? Оперативная подстилка, подсобный элемент?
Макаров посмотрел на нее затравленно, как смотрит зверь, попавший лапой в капкан. И выкрикнул яростно:
– Ты – моя душа! Душа, понимаешь? – И, хлопнув дверью, почти выбежал из номера.
Даша потянулась к халату. Надела его и вышла в гостиную. Стол был заставлен бутылками вина и закусками, именно теми, которые она всегда любила. Судя по количеству того и другого, Влад был настроен серьезно, и вполне возможно, что Мишка тоже извещен о сабантуе и ждал сигнала, чтобы внезапно возникнуть в номере и приобщиться к веселью по случаю их примирения. Не получилось!
Даша набрала номер администратора и попросила вернуть Владислава Андреевича, если он еще не уехал. Сама же взяла в руки пульт и включила телевизор.
– Холодно, мне с тобою очень, очень холодно! – проникновенно жаловалась стране Алла Борисовна.
А молодой насмешник Галкин с садистским видом подпевал в унисон примадонне:
– …в водевиль какой-то превращается наша запоздалая любовь…
– Стареем, Алборисовна, стареем! – Даша всхлипнула. Обе они, что та, что другая, – «мадам Брошкины», как бы ни лепили горбатого, что счастливы безумно и всех Пистолетовых сбросили с хвоста.
Она увеличила звук. И когда Влад ворвался в номер, Пугачева и Галкин голосили, как Армейский ансамбль песни и пляски имени Александрова:
– …давай