супружеской жизнью Филиппа V и Марии-Луизы. Но Сен-Симон писал о ней, что «она обладала осанкой благородного достоинства, которая скорее притягивала к ней людей, чем отталкивала их, и что, даже если ее можно было обвинить в чрезмерных амбициях, то они, во всяком случае, были „огромными амбициями, намного превышающими те, что свойственны ее полу“». Наконец, она совмещала в себе гения политической интриги с самыми блестящими качествами ума, не говоря уже об очаровании ее галантных манер, которые она сохранила до самой смерти. В сравнении с этим блестящим образчиком женственности Вырубова представляется жалкой фигурой… Чтобы объяснить себе ее положение и ее роль в императорском дворце, может быть, было бы достаточно сослаться на ее личную привязанность к императрице, привязанность низшего и раболепного создания к государыне, всегда больной, подавленной своим могуществом, осаждаемой страхом, чувствующей, что над нею тяготеет ужасный рок.
Среда, 30 декабря
Николай Маклаков, министр внутренних дел, рассказал мне о случае, который произошел с ним недавно во время поездки по стране, о случае, проливающем свет на любопытный аспект русского менталитета:
– Я возвращался на тройке из Ярославля, – рассказывал он. – Я был один, без попутчиков, и, не доехав всего лишь десятка километров до места назначения, попал в снежную метель. Такую сильную, что ничего нельзя было увидеть в двух шагах перед собой; это не помешало моему кучеру нахлестывать лошадей, чтобы попытаться добраться до города до наступления ночи. Но вскоре он заблудился: проявляя нерешительность, он поворачивал то направо, то налево. Я стал нервничать еще и потому, что метель всё усиливалась. Неожиданно тройка остановилась. Кучер трижды перекрестился и пробормотал молитву.
Затем, бросив вожжи на оглобли, он крикнул лошадям: «Но! Но! Вперед, ребятки! Вперед, савраски!» Три лошади навострили уши, всхрапнули, взмахнули гривами в одну сторону, потом в другую, а затем помчались галопом сквозь ослепляющие снеговые вихри. Кучер повернулся ко мне и сказал: «Видишь, барин, когда теряешь дорогу, то лучше всего положиться на лошадок и на Божью милость!» Через час я был в Ярославле.
В ответ я сказал Маклакову:
– Ваша история очень поэтична; но я должен признать, что она мне бы понравилась больше, если б я услышал ее в мирное время.
Четверг, 31 декабря
Через час окончится 1914 год.
Грусть изгнания… С тех пор как эта война потрясла мир, события уже столько раз противоречили самым разумным расчетам и опровергали самые мудрые предвидения, что никто больше не осмеливается выступать в роли пророка иначе как в границах близких горизонтов и непосредственных возможностей.
Однако же сегодня днем я имел долгий и откровенный разговор со швейцарским посланником, во время которого обмен нашими сведениями, встреча наших мыслей, разница в наших точках зрения немного расширили мои перспективы. У него ясный, точный ум, соединяющийся с большим опытом,