объявлял, что «нигде более на Земле» не было «так много человеческих существ, способных читать слово Бога». И даже еще более важно то, что китайцы были «назойливо любопытны – терпеливы в исследованиях – любили литературу». Абель заявлял, будучи полон уверенности, что такие привычки могут лишь привести жителей Поднебесной к христианской правде, если она будет им представлена. Моррисон доказывал, что они были более приспособлены к прозелитизму, чем большинство народов; им не присуще «угрюмое чувство зазнайства (чести)», и по контрасту с европейцами «китаец встанет и будет приводить доводы в разговоре с другим человеком, в то время как англичанин просто собьет другого ударом кулака, а итальянец ударит ножом». Будучи вооружены такими своими убеждениями, некоторые миссионеры совершали нелегальные путешествия из Кантона в полной уверенности, что деревенские жители (Китая) не только способны читать их религиозные трактаты, но будут желать, если не стремиться, обсуждать их содержание с ними (С. 69).
Здесь необходимо вспомнить о том, что американские миссионеры-протестанты появились в Китае только в начале XIX века. До того времени на протяжении двух предшествовавших столетий в Китае действовали прибывшие туда миссионеры-католики, а точнее, иезуиты.
Таким образом, в истории были две волны попыток обращения китайцев в христианство. Сначала этим занимались католикииезуиты, а затем протестанты.
Представители каждой из этих двух волн поначалу были полны оптимизма. Миссионеры-протестанты думали, что обращение в христианство произойдет быстро, что китайцы более склонны обратиться в христиан, чем другие народы.
Некоторые из этих миссионеров-протестантов предприняли попытки проникнуть во внутренние районы Китая из Кантона, где они первоначально обосновались, в надежде найти там среду, готовую стать верующими христианами.
Когда же множившиеся, как гора, расстройства (разочарования, крушение надежд) изменяли настроение миссионера и повергали его в неопределенность и разочарование, он пересматривал свои оценки грамотности, интеллектуальности и рационализма китайцев. Моррисон был доведен (довел себя) до белого каления упрямством своих слуг, которые напрочь (полностью, совсем) отказались обсуждать с ним религиозные дела. Один из них грубо и прямо уведомил (информировал) его: «В моей стране не в обычае разговаривать о деле Бога». Эти миссионеры начали приводить тот аргумент, что, будучи далек от ясного мышления, китайский ум был настолько «переполнен грехами и мраком», что он оказывался неспособен функционировать вовсе. В своем знаменитом тексте, посвященном Китаю, Уильямс довольно пространно рассуждал о «понижающем качество эффекте, воздействии язычества (варварства) на интеллект», что позволяет жителям Поднебесной думать только на уровне «имитации», но не «творчества (изобретательности, выдумки)» – отсюда «славянская зависимость» от «старых обычаев», которая так расстраивала (срывала планы) миссионера (С. 69).
«Оцепенение