дискурсивные кристаллы. Таким образом, народные пословицы и поговорки, которые в подавляющих своих объемах произведены именно в сельских социумах, являются, по сути, крестьянской «афористикой». «Афористический» фольклор – явление своеобразное. Он – продукт не столько интеллектуальный, сколько органический. Не столько вымышленный, сколько выдохнутый. Как бы вызывающе это ни звучало, продуктивное крестьянское соображение, облекающееся как в поговорки, так и в развернутые дискурсивные практики, «слабоумно». Оно «слабо-», «скудо-», «малоумно» – в том смысле, что окружающий крестьянина мир познавательно штурмуется и осваивается отнюдь не рассудком, привычно разлагающим мир на смысловые молекулы. Крестьянский мир осваивается и истолковывается с помощью неких рецептурных блоков (конкретным субъектом уточняемых), картин (дорисовываемых), массивов (достраиваемых). Поговорка комбинирует ситуации, жизненные мизансцены и только вслед за этим – смыслы. К тому же смыслы неявные, метафорические. Афоризм же комбинирует именно смыслы, время от времени облекая их в картинки бытия. А. С. Пушкин, размышляя о природе гениальности и творческого вдохновения, сформулировал золотое правило индикации, распознавания настоящего, развитого, проникающего в суть вещей интеллектуального процесса. Процесса, продуктом которого может стать и афоризм, и познавательное открытие, и научная теория. Вот пушкинская формула: «Вдохновение есть расположение души к живому приятию впечатлений, следственно, к быстрому соображению понятий, что и способствует объяснению оных». Поговорки и пословицы как «афористический» фольклор систематически выполняют лишь первую, исходную посылку пушкинской теоремы – «живое приятие впечатлений» всякий раз налицо. Что же касается анализа, размышления, «объяснения оных» – эта работа проделывается обычно как операция иносказания, не формулируемая, не вербализуемая, скрытная. Но это сокровенное объяснение угадывается (нащупывается, схватывается) мгновенно. Что называется, на лету.
Однажды я был свидетелем, как буквально на моих глазах в живом процессе общения с умным крестьянским стариком Алексеем Спиридоновичем была рождена новая поговорка. Во всяком случае, мои усердные поиски в словарях и сборниках результата не дали: формулу, которую при мне сотворил этот старик, я не нашел нигде. Дело было так. Ранней весной завершающего, третьего года моей первой социологической экспедиции, когда я уже вполне вжился в местный деревенский мир, погасил свою городскую инаковость и со мной разговаривали уже как со своим, я мимоходом встретил Алексея Спиридоновича. Состоялась краткая ситуативная беседа. «Чего это ты голову от солнышка воротишь?», заметил собеседник. А у меня к тому времени заметно сдали глаза – приходилось много часов сидеть за компьютером, расшифровывая крестьянские нарративы. Я объяснил это и попутно пожаловался на судьбу: дескать, трудно мне работать. Третий год ходишь по дворам, записываешь истории,