ни на минуту не сомневался в вас, Рейхер! – сказал Штайн.
– У меня вопрос, – вмешался Райхдихт. – Смогут ли Петренко и Асланидзе взять на себя роль дублеров?
– В Петренко я абсолютно уверен, а вот Асланидзе… Этот грузин слишком самоуверен.
– Да, с этими русскими… – Райхдихт так и не успел договорить.
После короткого стука дверь приоткрылась, и в проеме нарисовалась наглая физиономия Белодеда. Рейхер раздраженно махнул рукой, но Белодед и не думал уходить. Обычно невозмутимое лицо Штайна начало наливаться краской, губы поджались и скривились, готовые выдать унизитительную команду. Рейхер не удержался и зло цыкнул на Белодеда. Один только Райхдихт оставался невозмутимым. Он подошел к окну, плотнее задернул занавески и, хитровато улыбнувшись, сказал:
– Господа, прошу извинения, но Степана вы должны выслушать – это мой, а теперь и ваш, Рейхер, агент, Дед. Его информации можно полностью доверять.
Губы Белодеда искривила угодливая улыбка.
Обер-лейтенант долго и внимательно разглядывал агента, а потом показал ему взглядом на табурет. Белодед присел бочком и начал говорить. Ничего нового для себя, а тем более из ряда вон выходящего в его докладе Рейхер не услышал. Так, обычное брюзжание и банальные сплетни. Особого интереса доклад не вызвал и у Штайна. Дав понять, что встреча закончена, он потянулся к папке с документами.
Райхдихт махнул рукой и распорядился:
– Степан, с этого момента и до окончания операции будешь работать с лейтенантом Рейхером. Ты понял?
– Яволь, герр лейтенант, – вскинувшись, ответил Дед и угодливо попятился к двери.
Когда шум шагов агента затих, Райхдихт многозначительно посмотрел на присутствовавших и заявил:
– Господин обер-лейтенант, я могу вас твердо заверить, что среди членов группы агентов красных и сомневающихся нет.
– Хотелось бы в это верить, Ганс, – не столь оптимистично заметил Штайн.
– Полагаю, сомнения здесь излишни! – резко ответил тот. – Мы максимально ограничили круг лиц, осведомленных об истинном назначении операции, их шесть – все они руководители и заслуживают полного доверия. Что касается рядовых исполнителей, то их подвергли жесточайшей проверке. Выдержали ее все, за исключением троих: Ромишвили, Гуцаева и Манько. Эти, так сказать, не прошли естественного отбора.
– Вы рассуждаете прямо как ученый-биолог, – не удержался от иронии Рейхер.
– О лейтенант, с этими грязными свиньями по-другому нельзя! – В голосе Райхдихта звучало неприкрытое раздражение. – Вы не хуже меня знает, что на слово никому из них, даже Петренко и Самутину, нельзя верить. Всякие там философские рассуждения не для этих скотов, и тут наш великий фюрер тысячу раз прав – ими движут только примитивные инстинкты. Кровь и еще раз кровь – самое надежное средство, чтобы заставить их работать на нас.
– К сожалению, это так, – согласился Штайн. – О таком материале, с каким нам приходилось работать