– где он? Тем паче мы с тобой вдвоем ведем себя здесь, на речных мелях, как рыбаки и дровосеки. Запанибрата здесь мы с рыбой, раком; дружим с оленем, кабаргой. Сидим на маленькой лодке размером в лепесток, вздымаем тыквенные чаши, друг друга приглашаем пить. Мы здесь, меж небом и землей, живем какой-то миг один, поденкой, тлей. Мы – что крупиночка одна, ничтожны в океане вод, седых морей.
И плачу я, что жизнь моя есть только миг один. Завидно мне, что долгий Цзян так вечен, без конца! Вот если б ухватить летящего святого и с ним все реять, реять и блуждать! О, если бы обнять мне светлую луну и в вечность с ней кончину отдалить! Я понимаю, что нельзя всем этим сразу овладеть, и вою бури отдаю свой стон, ушедший от земли».
Ученый Су сказал:
«Послушай, друг, ты понимаешь, что такое вода, луна? Уходящее от нас – вот в этом роде – да, но вода ведь не уйдет совсем. Что полно и что пусто – вот таково, а все ж в конце концов луна вполне не исчезает, как и не пухнет без конца.
И вот попробуем, посмотрим, исходя из вечного начала изменений, – тогда и небо и земля не могут ни на миг один самими быть собою. А если взглянем, исходя из истины неизменяемой природы, то все на свете здесь, и ты и я не можем никогда прийти к уничтоженью. И если это так, к чему ж тогда завидовать, желанием томиться?
Еще скажу: меж небом и землей на свете все, вещь каждая себе хозяина имеет. И если что-нибудь мне не принадлежит, то хоть бы был то волосок, я не возьму. Но вот над Цзяном чистый ветерок иль вот в горах лучистая луна – мое ухо уловит его, как звучное нечто, мой глаз, повстречавши ее, в красках себе закрепляет. Бери его – никто не возбранит. Ей пользуйся – ее не истощишь. Вот где сокровища земли, неисчерпаемые в век, которые создал все тот же он, творец вещей! И вот оно, чем ты и я совместно можем наслаждаться!»
Мой гость был удовлетворен, смеялся… Он чарку вымыл и еще себе налил. А на столе съестное все пришло к концу. Подносы, чарки были в беспорядке, валялись зря. И мы на лодке тоже кое-как уснули друг на друге, как на подушках… Не знали мы, что уж восток белел.
Красная стена
Ода вторая
Все в этом же году, в день полной десятой луны, я шел пешком из «Студии в снегах» своей к себе домой, ко Взгорью, и двое гостей провожали меня за пригорок, именуемый Желтая грязь.
Сел иней холодной росою, и листья опали, деревья обнажив догола. Тени людей ложились на землю, над головою сияла луна. Я посмотрел вокруг – и стало так приятно! Мы шли и пели, вторили друг другу. И вот я так сказал, вздохнув: «Есть гости, нет вина. Иль есть вино, но нечем закусить. Луна бела, ветер чист, в такую ночь, в глубокий час, как быть?» Гость отвечал: «Сегодня дело было так. Под вечер я свой невод вытащил и рыбу в нем нашел с большою пастью, тонкой чешуей… По виду мне она напомнила сазана, что ловится в реке Сунцзян1. Я посмотрел, сказал: „Но где же мне взять теперь вина?“ Пошел домой поговорить с женой. Она ж мне вот что: „У меня есть целая мера вина. Запасла я его уж давненько, ждала все, когда ты потребуешь вдруг пить“».
И вот гость притащил вина и рыбу. Мы вновь направились гулять под Красною стеной.
Янцзыцзян катил свои волны, шумел. Обломанный