не убираться, не чистить снег, то потом с техникой из ангара уже до поздней весны не выберешься…
И по хозяйству Валентиныч много чего делает. Ну а как иначе? Север бездельников и хитрых, отлынивающих от работы, не любит. И зачастую – наказывает.
Николай разлил свежезаваренный кофе по кружкам. В динамике что-то щелкнуло, затем в вагончике сквозь шорох и треск послышался хрипловатый мужской голос:
– Гиацинт… вы… язь!! Гиацинт… вы… ня… лышите?
Голышев, едва не опрокинув стул, выбрался из-за обеденного стола и метнулся к терминалу.
– Гиацинт на связи! Я вас слышу! Астра?! Говорите же!
Из динамика некоторое время долетали царапающие шорохи. Голышев повторил вызов. Наконец послышался мужской голос; он был слабый – на грани шепота. А временами исчезал, как будто обрывки речи уносило шквалистым ветром.
– …апали… озле… апасным выходом… потом…еследовали…
Рука Голышева сжимала трубку так, что побелели костяшки пальцев.
– Антон, это ты? Говори громче! И четче, а то не могу разобрать!
В ответ прозвучала неразборчивая реплика…
– Повтори, не понял! Антон, где вы находитесь?! Нужна ли помощь?! Говори… я тебя не слышу!
Из динамика послышалось что-то вроде всхлипов. Затем – уже более явственно, но тоже не слишком разборчиво – прозвучало:
– …озле… ого лагеря!.. ранен… мы делали съемку… видели… паратуру… они… апали!.. ались… теряю сознание… одному мне… не… не…
У Пинчука – почему-то – в эти минуты волосы встали дыбом. И мурашки противные по телу побежали…
Он облизнул пересохшие губы. Похоже на то, что ребята попали в беду. Что у них какие-то крупные неприятности. Он тоже, как и Голышев, узнал голос Антона Кривцова. И то, что он услышал – равно как и то, каким голосом и с какими интонациями это говорилось, – ему очень не понравилось.
Игорь Валентинович еще какое-то время вызывал по рации «Астру» (это позывной «ученых»). Но тщетно: на его призывы никто не отвечал.
Голышев потянулся за микрофоном их другой стационарной рации – обеспечивающей связь с Баренцбургом. Она была включена на дежурный прием. Секундой позже, покачав головой в такт каким-то своим мыслям, он передумал делать сообщение для дежурящего на этой волне оператора.
– Дай сигарету, Коля, – сказал старший чуть севшим голосом. – Вот же беда…
Пинчук бросил на него удивленный взгляд. Игорь Валентинович бросил курить – на спор – в канун Нового года. С тех пор так и не выкурил ни одной сигареты. Мало того, здесь, в штабном вагончике, он запрещал курить даже в ту пору, когда еще сам смолил одну сигарету за другой. Место для курения они оборудовали в дальнем конце ангара, поставив там обрезанную бочку с водой, которая частенько замерзала вместе с окурками…
Николай достал сигареты из кармашка висящей на крючке спецовки, прикурил сразу две…
– Значит, так, – сказал Голышев, сделав несколько глубоких