свершениям. Булка был в отряде за советника, хотя и по тыкве мог надавать в два счета – ручищи во! – жаль, сноровка подкачала. Но для решения вопросов силой в шайке был Хлыст – невысокий, щуплый парнишка, чьи удары без напряга ломали кости и сшибали с ног взрослых быков. Переломанный нос Германа – отчасти его заслуга: в детстве они бились смертным боем, выясняя, кто же будет главным на улице, но один стремился достать до звезд, а второй мечтал, чтобы от него отвалили, поэтому роли распределились именно так, как соперники того заслуживали.
Хлыст напоминал хорька, ходил в рванине и отпустил патлы аж до плеч вопреки всем принятым нормам, внешний вид его, в принципе, мало заботил. Соратники ценили его не за внешность, а враги на собственной шкуре уясняли, что насмехаться над лохмачом – себе дороже.
Это был костяк стаи, в которую они сбились еще щенками; так было проще не только зарабатывать авторитет, но и отбиваться от тех, кто жаждал его отобрать. «Левые», в отличие от заводских, никогда не считались сплоченной общиной, где один за всех, а все за одного. Наоборот – на каждой улице в три дома промышляла своя бригада: в первое время после Войны они стерегли добро от всякого ворья, но с каждым прожитым голодным годом в это самое ворье и превращались, без зазрения совести нападая на соседей. И лишь другая бригада была способна уберечь улицу от разбоя, ведь шмалеры «левым» носить было не по масти, а палками и кулаками отбиться можно исключительно сообща.
И так уж вышло, что на улице Германа жила парочка подростков, прибившихся к банде по собственной воле, хотя Хлыст принял их в штыки, а Булка долго уговаривал главаря прогнать прилипал взашей. А все дело было в том, что эти юные сорвиголовы – сестры, а бабы в банде, да еще и на равных правах с пацанами – страшное западло. И ладно старшая, Ксюха – та брилась налысо, таскала мужскую одежду и вела себя, как заправский урка. Но младшая – Машка по кличке Мелочь – к таким переменам оказалась не готова и тихим хвостиком всюду шлялась за сестрой, бросая тень на всю шайку. И если бы не определенные таланты Ксюхи, обеих послали бы куда подальше. Но девушка дралась, как бешеная кошка, пробиралась в дома без единого шороха и умела вскрывать любые замки кусочком проволоки и гвоздем, поэтому, чтобы не терять столь ценный кадр, пришлось пойти на уступки. Правда, с одним уговором: если кто спросит – девчонки не в шайке, а просто трутся вместе. Это устроило всех. Вот и сейчас, едва услышав свист, сестры заявились на зов аж с другого конца улицы.
– Че за кипеш? – спросила Ксюха, старательно бася и подбрасывая на ладони заточенную отвертку.
Мелочь, как обычно, пряталась у старшей за спиной, поглядывая на парней широко распахнутыми глазами. Ей бы дома сидеть и в куклы играть, но девушка всюду таскала ее с собой, и Герман прекрасно понимал, почему: три года назад на их дом напали какие-то отморозки и убили родителей, а от изнасилования бедняг спасли подоспевшие в последний миг ребята. С тех пор сироты видели в них единственную защиту, а пацанские