всякий раз подпрыгивая от хватовского тычка в бок. Слава богу, Яков Иванович не видел – не сносить бы головы караульному за сон на посту.
…По едва уловимому шороху от мягких бурятских ичиг Кирька «поймал» шаги. Он мгновенно поправил одежду, вытянулся, приосанился… Пусть Яков Иванович приметит, как Кирька справно службу несет.
И приметил-таки. Братские гонцы направились к воротам, а Похабов остановился на крыльце, провожая их взглядом. Кирька был тут же, чуть поодаль, всем своим видом говоря – жду любого приказа, только знать дайте!
Гонцы уже скрылись за воротами и, вскочив на своих небольших лохматых лошадок, растворились в ночи.
Похабов еще постоял на крыльце. Приметил Кирьку. Жестом поманил к себе.
– Кирьян, без дела маешься?
– Скажете, Яков Иваныч, без дела. Братских приводил к вам, десятский приказал караулом стать, может, приказ будет, в чем подсобить надобность появится.
– Ну-ну, подсобитель, давай-ка ко мне зови Михея, Ефимия, Хвата и сам не потеряйся. Разговор будет секретный, так что по дороге язык-то не потеряй!
– Яков Иванович, я мигом.
Кирька уже было развернулся, чтобы кинуться выполнять приказ атамана, и замер, словно онемел вмиг.
– Яков Иванович, неужто уходим новый острог поднимать?
Похабов зыркнул на Кирьку так, что тот вмиг слетал с крыльца и уже не думал об ответе. Не дай бог попасть под атаманову тяжелую руку…
Глава 6.
Тайна атамана
…К ночи стало совсем тихо. За стенами острога все отдыхали после работ. Михей, Хват и Ефимий примостились у въездных ворот. С тех самых пор, как закончился очередной поход за ясаком и стали они по совместительству строителями острога, сдружились и старались держаться вместе. Всяк со своим характером, но, как говорится, притерлись, попривыкли друг к другу.
Острог рос быстро. Кажется, все на виду, на глазах происходит, а удивляться не переставали – на голом месте поднялись амбары и оружейная, коновязи, башни. Да такие ладные, красивые, добротные, на загляденье строения! Во всем чувствовались хозяйская рука и глаз. Каждый дымок из трубы или огонек лучины напоминал о чем-то родном и близком.
Странным поначалу было услышать после бродячей жизни по тайге, как утренние зорьки отбивает петушиный крик. Откуда живность взялась домашняя?! А вот взялась! Потянулись к острогу люди, и день за днем обустраивалась иная жизнь – с детскими криками, скрипами колес, гомоном базарного пятачка. И уже не только служилые сновали внутри острога и за стенами его. Крестьяне, церковные, мирские вносили в жизнь давным давно растерянный и позабытый в странствиях, но такой желанный уклад, напоминающий о доме, семье, детишках…
Сразу за острожными воротами начиналась дорога, которая тянулась к Ангаре, затем раздваивалась и уходила одной «змейкой» в сторону Байкала, а другой в далекий Братский острожек, к Балаганску, Илимску.
…Без особого наказа далеко от острога не отлучались.