мне в издательстве тетка-менеджер как раз суетилась у арендованного бойлера с кипятком. Со специально выделенного стульчика ангельски улыбалась пухлым ртом ангажированная журналистка из местного глянцевого журнала, а продавцы магазина попрятались между стеллажами и мрачно поблескивали оттуда глазами – на время мероприятия они лишились покупателей и не могли выполнять план. Стараясь не думать о плохом, я выпрямил голову и покашлял, сообщая менеджеру о том, что готов. Та с ходу взяла быка за рога:
– Дорогие друзья! – заголосила она базарным тоном в микрофон, невесть зачем понадобившийся в этом тесном помещении. – Сегодня в культурной жизни нашего города происходит знаменательное событие. Немало сибирская земля зажгла на русском литературном небосводе ярких, самобытных звездочек-писателей. И вот, в плеяде наших родных, народных авторов насупило долгожданное прибавление. Встречайте – писатель Максим Друзь и его новый роман «Четыре буя»!
Я позорно покраснел, хотя моя бледная нордическая физиономия мало к этому приспособлена – то ли от передозировки клише в речи тетки, то ли от того, что меня прилюдно обозвали писателем.
– Чтобы сделать нашу встречу максимально плодотворной, мы решили устроить ее в виде блиц-интервью. Модератором любезно согласилась выступить блистательный искусствовед Снежана Мышкина, – менеджер указала на ангельскую блондинку, – но вопросы могут задавать все желающие. Прошу вас соблюдать вежливость и уважение друг к другу, а также сообщаю, что раздача автографов и булочек будет производиться только после презентации. Ну что, друзья, поехали?
Я мысленно перекрестился и постарался сделаться ниже ростом. Снежана включила запись на телефоне, украшенном стразами, и приглашающе обвела взглядом безмолвствующее собрание. Не дождавшись горячих проявлений читательского интереса, она вздохнула, сложила бровки домиком, и задала вопрос сама.
– Скажите, Максим, – промурчала она, – почему у вашего романа такое странное название? Насколько я успела заметить, – она заглянула в блокнотик, испещренный каллиграфическими записями, – в книге нет ни слова на морскую или флотскую тематику.
– Потому что издатель не пропустил авторский вариант, – я кивнул на свою опекуншу, которая с преувеличенной комичностью развела руками. – Из цензурных, так сказать, соображений.
Журналистка несолидно прыснула и продолжила:
– Откройте нам тайну. Как вы пришли к выбору постконцептуального неоромантизма как магистрального направления в своем творчестве?
Я только крякнул. Насколько я понимаю работу интервьюера – со своего дилетантского дивана, конечно, – первые несколько вопросов служат для того, чтобы клиент успокоился, разговорился, потерял осторожность и не побоялся ляпнуть лишнего. Очевидно, предполагалось, что на этот вопрос я отвечу без труда и с удовольствием. Но я и понятия не имел, клянусь, что мои частушечно-просторечные, нарочито грубые тексты написаны в таком мудрёном стиле. Надо было выкручиваться, и я решил подпустить