сила и спасительная красота.
Орхидеи – и дети, и взрослые, которыми они становятся, – в семье, в школе и в жизни временами выдерживают такие шторма, о которых другие едва ли подозревают. Как и одноименные цветы, они наделены и обременены повышенной чувствительностью к обитаемому живому миру. Подобно орхидеям, у них есть слабости, угрожающие существованию и здоровью, а также скрытые способности к жизни, полной красоты, добродетели и замечательных достижений.
Однако мы не ошибемся, если скажем, что такая чувствительность к внешнему миру может вытеснять или перекрывать опасности, знакомые нам по многолетнему опыту, – те ядовитые воздействия нищеты и усталости, войны и жестокости, расизма и угнетения, токсинов и патогенов. Сила и здоровье как орхидей, так и одуванчиков подвергаются этим и другим мировым угрозам. Детская бедность остается единственным и самым мощным определяющим фактором нездоровья на протяжении всей человеческой жизни. Но иная восприимчивость орхидей, их особая чувствительность, намного превышает чувствительность одуванчиков.
Здесь нет единого фактора (скажем, неравенство воздействия условий окружающей среды или генетические различия), который создает серьезный дисбаланс между орхидеями и одуванчиками в плане болезней, расстройств и жизненных неудач. Наоборот, такое неравенство становится продуктом взаимодействия окружающей среды и генетики – это научная реальность, к которой мы вернемся в начале следующей главы. Хотя и окружение, и гены играют важную роль в появлении детей-орхидей и детей-одуванчиков, теперь мы знаем, что взаимодействие этих факторов на молекулярном и клеточном уровне формирует фундаментальный, решающий аспект биологии таких детей: реактивность по отношению к окружающей среде, в которой они растут и развиваются.
Мой научный интерес к удивительно разным траекториям детского развития и здоровья подстегивался статистикой и другими данными, но мой личный вклад в науку имеет глубокие корни – в поразительном расхождении моего жизненного пути и пути моей сестры Мэри. Две жизни, у которых было столько общего изначально и на ранних этапах, пришли к такому разному завершению. Я был одуванчиком, а она – орхидеей.
Итак, история о двух детях – тесно переплетенные жизни будущего педиатра и его сестры Мэри – вводит читателя в новую науку, описывающую и в некоторой степени объясняющую, как дети из одной семьи могут идти столь разными жизненными дорогами. Хотя деликатная чувствительность Мэри включала в себя оригинальность и возможность успеха, намного превышавшие мои собственные достижения и способности, она была сломлена трагедиями и печалями, которые помешали надеждам расцвести в полную силу. Столкнувшись с реальностью семейных раздоров, разочарований, утраты и смерти, моя сестра споткнулась на каменистой почве, которую ее брат-одуванчик просто не замечал. И так же, как одуванчик не может взять на себя ответственность