Пиноккио остановил за локоть и попросил спеть еще – жестами, потому что все языки, кроме турецкого, забыл от изумления. Вероятно, мой выход понравился ему всерьез. Я не стал ломаться: бренди могло подождать, а петь я любил до сих пор – и исполнил еще пару вещей на русском языке, одну на немецком и одну на испанском, который мне казался наиболее подходящим для романтических переживаний не непонятном наречии. Слушатели аплодировали с каждым разом все громче, мой репертуар не знал границ, и я мог бы ублажать публику до утра с минутными перерывами для заправки спиртным.
Должно быть, мог даже попросить кого-то приносить мне коньяк и принимать стаканы из рук в руки, не сходя со сцены.
Все-таки в нужный момент я остановился, даже выкрикнул в пространство – «а теперь – дис-ко-те-ка!» – и, провожаемый овациями, пошел под бананы праздновать победу. И там очень удачно познакомился с голландцами.
С того вечера аниматоры поняли, что нечаянно раскопали клад. Ведь всех прочих туристов им приходилось увеселять, стоять на голове и прыгать ногами вперед через собственный зад. А я по существу был одним из них. Сеансы караоке шли в «Романике» каждый вечер именно перед дискотекой, детской или взрослой. И всякий раз, дав накричаться безголосым любителям пения, турки выключали аппаратуру и, найдя меня – для чего порой им приходилось спуститься в народ – звали себе на смену.
Пока я работал, они отдыхали: сидели в проеме между раскрашенным задником и бетонной чужой стеной и стаканами глотали слабую турецкую водку, которую им регулярно приносил на подносе бармен.
А я, стоило честно признаться, испытывал нешуточное моральное удовлетворение от иллюзии собственной востребованности. Пусть не теми и не так, но ощущал небезразличие к своей персоне.
Я пел для публики с удовольствием – сначала несколько самых любимых, которых ждали каждый вечер и встречали заготовив аплодисментами с первых звуков, потом одну или две новые.
И в эти минуты мне казалось, что еще стоит жить.
* * *
– Хай, Пиноккио, – ответил я, остановившись.
– Wird du singen ein Bissen Heute Abend?
– Als immer, – я кивнул. – Keine Problemen.
Пение по вечерам мне в самом деле не представляло проблем, а публике нравилось.
Нравилось прежде всего тем безымянным, не мною познанным женщинам, которые умственно были моими, пока я пел.
Вознося к небесам вечную молитву Окуджавы, я верил, что зеленоглазый бог не забудет и про меня, хотя сам не собирался в него верить.
Кроме того, я видел, как Чача – старший и наиболее рассудительный, если такой эпитет был применим к шуту аниматору – снимает каждое мое выступление на видео. И догадывался, что запись счастливо найденного таланта будет приложена хозяину отеля по окончании сезона как аргумент в свою пользу при подсчете жалованья.
В общем, иной человек мог завидовать мне – звезде отельного масштаба.
Меня узнавали все, хотя почти никто не знал моей национальности.
Со