ласканий. Типа пришла медсестра, сделала процедуру и ушла. Через неделю Иван Васильевич вышел из своих покоев суровый, но спокойный, и повелел немедленно собрать боярскую Думу. Там он официально объявил наследником престола царевича Федора, но не одного, а с соправительницей и супругой царевной Ириной. А буде у них дите, то ему наследовать трон предков.
Вопросов, как ни странно, не было. Все прекрасно знали, что без подсказки супруги царевич Федор шагу не сделает. А партия боярина Годунова вообще впала в ликование: племянница Бориса Федоровича в один прекрасный день станет полноправной российской царицей.
А на следующий день, когда я, растерев супруга с особым тщанием собралась по обыкновению уходить, он поймал меня за руку.
– Ты что же, Марьюшка, и говорить со мной не желаешь?
– Горе у тебя, государь, – ответила я, но руки не отняла. – Огромное и неизбывное. И сорок дней надлежало нам траур держать и от мирских соблазнов отказываться. Потому и старалась не надоедать тебе. Да и теперь стараюсь.
– Но рядом-то со мной побыть можешь?
– Твоя воля, государь. Прикажи – пяльцы сюда перенесем.
Впервые после смерти сына царь слабо улыбнулся.
– Шутница… Вот ежели бы ты в шахматы умела…
– А я умею, государь.
– Ты?!
– А что тут такого?
– Так то же не женская игра.
– Это где написано? – ласково осведомилась я. – В Библии или в Евангелии?
– И кто же тебя учил?
– Батюшка. Братцам моим сия забава не показалась, а ему скучно было в поместье-то.
– И хорошо научил?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Жалел только потом сильно.
– Отчего же?
– Да со временем ни единой партии не мог выиграть.
– А ну давай, попробуем.
– Воля твоя.
Три партии подряд царь мне проиграл, что, разумеется, изрядно испортило ему настроение. Но у меня в рукаве был запасной козырь.
– Теперь, государь, ты опять можешь меня ночевать приглашать. Я спрашивала у батюшки, он дозволил.
Недовольная гримаса моментально слетела с лица моего супруга, и он с несвойственной ему вообще-то пылкостью схватил меня в охапку и повалил на ложе. Дождаться ночи терпения не хватило.
– Только вечером снова приходи, – просительно сказал он, когда мы закончили наши ласки. – Истосковался я по тебе, Марьюшка.
– А завтра утром кофе попьем, – лукаво сказала я.
Прошел почти месяц, прежде чем я набралась смелости рассказать мужу о признании царевны Елены. И причина для этого была веская: страх. Я поняла, что все-таки наконец забеременела и испугалась, что царевна Елена, ныне старица Леонида в Ново-Девичьем монастыре, повторит свою попытку отравить царя и царицу. Просто из мести и зависти.
Наконец, я решилась.
– Государь, – сказала я за ставшим уже традиционным кофе, – поговорить с тобой хочу. Вернее, попросить.
– Проси, сама знаешь, отказу тебе ни в чем