главного корабельного искина такие слова прописаны не были. Но они неукоснительно выполнялись, о чем племянник узнал в первые же сутки корабельного времени. Но прежде Галгот, которому шел двадцать второй год, выбирал себе судовую должность. Таких для «юного дарования» было немного. Всего две. Простым абордажником, читай тюремщиком для «мяса», или начальником медицинской части. Галгот тогда, поначалу облизнувшийся на тюремщика, основательно обалдел:
– Начальником?! Медицинской части?!! Меня?!!!
– Почему нет? – пожал плечами капитан, – надо же тебе приучаться командовать. Да там и подчиненных-то всего один. Для начала сойдет.
Галгот согласился. Сонг впоследствии очень сильно об этом жалел. Впрочем, он пожалел бы в любом случае; настолько тупым, твердолобым и заносчивым был племянничек. Еще и бешеный нрав деда унаследовал.
Единственным подчиненным Галгота Дирна был раб, существо, которое капитан по уму и способностям признавал равным себе, а в конкретной узкоспециализированной направленности даже превосходящим его, Сонга. Никому, конечно, об этом не говорил, но признавал. Юрлан – так звали раба – достался ему в одной из тех самых супервыгодных пиратских налетов. Тогда силами трех кланов был взят на абордаж круизный суперлайнер для элит. Позабавились с аристократками знатно, и кредитов огребли не хило. А довеском к добыче капитану «Крофта» досталась часть суперсовременной на тот момент медицинской части, и в придачу к ней вот этот раб, Юрлан. Справедливости ради надо сказать, что Зонг при этом немного скрысятничал – указал его, как медика пятого, очень высокого ранга. На самом деле этот разумный (или совсем неразумный) ухитрился раздобыть где-то нейросеть аж седьмого поколения. Ну, и базы поднял соответствующие. Хотя, конечно, три диагностические, и по одной лечебной и хирургической капсулы мог вполне обслуживать медтехник четвертого, и даже третьего ранга. По сути, эти аппараты выполняли все сами. Даже рекомендации по заполнению медкартриджей предоставляли, после обследования пациентов. Но капитан, хорошо помнивший врезавшуюся в память тираду о безопасности, оставил себе Юрлана. Предполагал, наверное, что настанет такой момент, когда даже навороченная капсула окажется бессильной, и тогда на помощь ему, Сонгу Дирну, придет талант медика Юрлана. Скорее всего, имя у раба было длиннее, в два, или в несколько раз, но ни сам капитан, и никто другой на корабле не заморачивался такой мелочью.
Он лично проводил племянника на место работы; представил ему подчиненного, и сказал, впервые на памяти юнца заявив жестко и непререкаемо:
– — Это Юрлан, медик. Он, конечно, раб, но стоит… больше, чем сто таких, как ты.
– Чего?! – взревел парень так, что в закрытом шкафу что-то упало и разбилось.
– Папе будешь жаловаться потом, после рейса, – еще более жестко заявил капитан, – а сейчас я тебе обещаю – если с этим рабом что-то случится, я своими руками отрежу