спасла Софья, подойдя к нам. Мы перекинулись парой слов и продолжили совещание.
Этот раунд был за ним.
День за днем, совещание за совещанием. Я думала, этому не будет конца. Когда наступил последний официальный день переговоров, я начала терять чувство реальности. Как будто каждый день был «днем сурка», словно каждая фраза, которую я переводила для своих коллег, была сказана уже несколько раз вчера и позавчера. Помимо переводов я вела еще и протокол, который должна была резюмировать и выслать всем участникам встречи сразу после ее завершения.
Я уже допечатывала последние слова, когда резкий телефонный звонок заставил меня вздрогнуть.
– Алло…
– Вы выслали протокол? – прогремел, нет, точнее, проскрежетал противный голос Сладкова.
– Высылаю.
– Быстрее. Сколько можно ждать?!
Я бросила трубку, едва не разбив телефон. В эту минуту я его ненавидела. Осознав всю глубину отвращения, я, наверно, должна была бы содрогнуться, но в тот момент мне было не до того. Допечатав, проверив и прикрепив файл со злосчастным протоколом, я нажала «Отправить». С робкой, но вожделенной мыслью: «Неужели можно наконец-то вздохнуть…» – я откинулась на спинку кресла. Голова гудела, в ушах звенело, я поняла, что невероятно устала. Я не могла вспомнить, когда испытывала подобное напряжение. Я знала, что это только начало, впереди еще очень много переговоров и презентаций, но этот первый лихорадочный этап, кажется, завершен. Я всегда отдавала много сил работе, это не было в новинку. Но сейчас все значительно усложнялось. Я, конечно, гнала от себя эти немилосердные мысли, я не хотела признаваться себе в том, что мне не все равно, что Леонард Марэ постоянно находится рядом, но почему-то каждый раз, когда я пыталась отвлечься или переключиться на кого-то другого или что-то другое, я всегда встречалась с ним взглядом или слышала где-то рядом его голос. А сейчас, сидя в кресле, я боялась, что, закрыв глаза, я увижу его лицо…
Меня резко выдернули из этого странного состояния, граничащего с коматозной эйфорией. Сладков распахнул дверь так, что она со всей силы ударилась о косяк.
– Что вы написали в этом протоколе? Вы хоть проверили информацию?! – О чем вы?
– Как о чем? О дате! Мы не назначали никакой финальной даты для подписания договора.
– Как… мы же остановились на восемнадцатом…
– Мы не останавливались на восемнадцатом! Мы всего лишь обсуждали это как возможность.
– Извините, Игорь, но кроме этой даты никакой другой предложено не было. Французы предложили именно ее, а господин Фридман согласился. Никто не возражал. Если это означает, что она не была утверждена, мне очень жаль, но я этого не поняла.
– Не поняли? Вот именно – не поняли! Зачем вы тогда вообще за это взялись?
– Что происходит?
Это была Софья. За ней, возвышаясь, стоял Леонард Марэ с какой-то папкой в руках.
– Ничего, – отрезал Игорь. – Я просто прочитал протокол и понял, что там совершенно неактуальная информация.
– Но как… почему вы так решили?
– Софья Леонидовна, вы читали? Я не помню, чтобы мы утвердили