их сладкие речи и томные взгляды. Нет, он был не против завести семью и детей, но не сейчас, а после того, как его сердце насладится подвигами. Он сблизился с биркинцами и выпытывал у них про дальние земли, что за люди там живут, и водятся ли драконы и великаны, и можно ли их победить. Купцы качали головами – такого они не видели, и только один из них рассказал, что несколько лет назад ходил с другим отрядом далеко на юг от Альдейгюборга и видел людей с волосами черными, как ночь, и темной кожей, страшных и чахлых, но необычайно злых и в битвах превращавшихся в берсерков18. С этого момента Арни не мог ни о чем думать, кроме как о странном южном народе, всем сердцем и мыслями рвался сразиться с ним, полонить черного воина и привезти его в родной фюльке19 на потеху людям.
Как-то в один из дней Торфинн, выпивший достаточно хмельного меда, втиснулся между Максом и Таней и оттеснил мальчика на край скамьи. Верзила сидел, развалившись, спиной к Максу, опорожнял кубок за кубком, шутил в ответ на реплики Ульва и хохотал во все горло. Макс не выдержал и, расстроенный, отошел к Арни. Сын хёвдинга пододвинулся, не отрывая глаз от собеседника, и продолжал слушать про мавров на юге Испании и турков в Миклагарде. Макс бросил взгляд в сторону своего стола: Торфинн почти навис над Таней и что-то рассказывал, а девочка кивала головой, почти не слушая назойливого поклонника. Макс отыскал взглядом мать Торфинна, но она с благосклонным видом поглядывала в сторону сына. «Похоже, семейство одобрило Таню в жены этому кретину, – подумал мальчик. – Надо отбить у него охоту думать об этом. А я тут расселся и жалею себя. Даже митаннийскому царю Тушратте пришлось признать мои заслуги! Что я с этой деревенщиной не справлюсь?» Он вернулся за свой стол, места на скамье осталось еще меньше. Макс присел на самый краешек и ткнул Торфинна локтем в бок:
– Торфинн, пододвинься!
Он не увидел насмешку на лице здоровяка, лишь почувствовал сильный толчок, как оказался на полу. Кругом загоготали.
– Ой, я не в ту сторону пододвинулся? – невинные глаза смотрели на Макса. – Ты бы сказал, что тебе места мало.
На Макса накатила волна злости. Он успел заметить сочувственный Танин взгляд и опущенную голову Глеба, и злость сменилась досадой и стыдом. Он почти бегом выскочил из дома. На улице жадно втянул холодный свежий воздух и подставил лицо порывистому ветру. Смеркалось. Во дворе было пусто, все – и домочадцы, и гости – пировали, из-за двери доносился гул голосов. Максу захотелось уйти, как можно дальше от этого хутора, забраться на вершину горы или спустить лодку на воду и плыть по фьорду до самого моря. Он зашел в землянку за плащом в полной уверенности, что здесь никого нет, меньше всего сейчас он желал общаться с кем-то из хуторян. Но в хибаре горел очаг, а ее хозяйка сидела за столом и раскладывала руны.
– Гудрун, а ты что не на пиру?
– Мое место сейчас здесь, – не оборачиваясь, произнесла она.
– Да? Мое место тоже где угодно, только не там.
– Ты прав, – Гудрун достала очередную руну. – Сейчас ты пойдешь к горам неспешным