одна. И что же?
В красном небе синие оттенки.
И сидишь ты в Киеве, а может,
в Тель-Авиве, обхватив коленки.
«Сминается гладь, как бумага…»
Сминается гладь, как бумага,
песчинки считает прибой.
И кажется, вечность собакой
по пляжу бредет за тобой.
И в мышцы вонзает иголки
ходьба по сухому песку,
бегут неизменные волны,
меняясь на каждом шагу.
И пес изучает упрямо,
пластаясь всем телом, следы.
Они обрываются прямо
у кромки бегущей воды.
Надежда тревожит собаку,
все мнится в смятении ей,
что мчится домой, на Итаку
хозяин ее, Одиссей.
«Родные люди! И чужие…»
Родные люди! И чужие,
кого не знаю, но люблю…
Зимой троллейбусы ночные
ползут к домашнему теплу.
И вы, застывшие у окон,
уставшие от долгих дней,
попашие случайно в кокон
любви непрошеной моей,
став бабочками, улетите.
Да будет вам легко сейчас.
Тогда меня не разлюбите,
за то, что я любила вас.
«Всего важнее было мне сказать…»
Всего важнее было мне сказать
за малых сих, лишенных дара речи.
За дерево, склоненное над речкой,
за речку, над которой стрекоза
перебирает крылышками воздух,
растет на топком берегу трава,
мычат коровы, блеют козы,
ищу в себе понятные слова.
Они так глубоки и первородны,
что впору мне отчаяться подчас,
а в зеркалах за мной следящих глаз
я только отражение природы.
«Потихоньку сходится народ…»
Потихоньку сходится народ,
набирается маршрутка в Ришон.
Через полчаса, как повезет,
город юности своей увижу.
Юности… Когда уже за тридцать,
но еще нескоро пятьдесят,
когда знать не знаешь, что случится,
и случиться может все подряд.
И по новой все любови-дружбы,
жизнь живется с чистого листа.
Ты бы пригласил меня на ужин
в русском ресторане, как тогда.
«Давай отложим все дела, закурим потихоньку…»
Давай отложим все дела, закурим потихоньку,
давай на следующий год, а лучше через год.
О том, как я жила-была, теперь уже не помню,
а солнце с той же частотой садится и встает.
На смену дня приходит ночь без нашего участья,
страна кудрявая встает и весело поет.
Никто не знает, отчего бывает в жизни счастье,
но все на свете ждут его на следующий год.
«Проснешься, а на потолке…»
Проснешься, а на потолке
квадраты от оконной рамы,
собаки бесконечно рады
и жмутся,