что могло вызвать такое оживление крестьян. Возможно, с аукциона продавали козу с двумя головами. Он отбросил эту глупую мысль и выехал на площадь.
Тут ему снова пришлось остановиться. Люди сильно толкали друг друга, но, казалось, им до этого не было никакого дела. Все они смотрели на клетки для скота, стоявшие в центре площади.
Маркус проследил за их взглядами, пытаясь понять, что так заинтересовало эту деревенщину.
В дальнем конце площади перед клетками возвышался помост. Внимание Маркуса привлек человек, стоявший на платформе.
Это была женщина. У нее на шее болталась веревка, другой конец которой держал в руках мужчина, выкрикивавший в толпу:
– Она в расцвете сил! Она прекрасно согреет вам постель холодной зимней ночью!
Маркус замер, наблюдая за этим представлением.
Даже Буцефал перестал бить копытом в землю, словно поняв, что происходит нечто необычное.
Это было неслыханно. Его захлестнула волна негодования. Эту женщину продавали.
Продавали живого человека.
Аукционист продолжил:
– Ее муж дал мне слово, что она так же чиста, как в тот день, когда пришла к нему. К ней не прикасался мужчина. Она ждет смельчака, который сделает из нее настоящую женщину. Итак, кто будет этим смельчаком? Я слышу предложения?
В толпе засмеялись. Все начали крутить головами, чтобы увидеть, отзовется ли кто-нибудь на призыв аукциониста.
Один мужчина набрался смелости и крикнул:
– А что с ней не так?
Аукционист не обратил внимания на его шутку и принялся дальше расхваливать «товар»:
– Чистая невеста, свежа как роза и готова на все, если кто-нибудь из вас, джентльмены, готов заплатить нужную сумму.
Послышался крик:
– Четыре фунта!
Аукционист застонал и махнул рукой, отвергая это предложение:
– Четыре фунта – это оскорбление для такой чудесной девушки! У нас тут юная девственница… которая умеет управляться с хозяйством! Я услышал восемь? Восемь фунтов!
Маркус не считал себя исключительно принципиальным человеком. Нельзя сказать, что он вел целомудренную жизнь. Оскорбить его тоже было нелегко, однако, наблюдая за этим балаганом, он испытал сильнейшее отвращение.
У этих достойных крестьян, казалось, отсутствовали всякие угрызения совести. Еще совсем недавно они заперли его в конюшне за какое-то мелкое нарушение, а теперь спокойно продавали женщину, словно кобылу на ярмарке. В этом проявлялось человеческое лицемерие. Маркус был хорошо знаком с ним. Его отец говорил одно, а поступал иначе. «Иначе» в самом недостойном смысле слова.
Словно желая подчеркнуть нравственное разложение собравшихся людей, кто-то крикнул:
– Покажи ее сиськи! Мы имеем право увидеть то, что нам предлагают.
Аукционист нахмурился и ткнул пальцем в говорившего:
– Следи за тем, что ляпаешь, Лайнер! Это честная сделка. Если я услышу от тебя еще что-нибудь в этом роде, то велю запереть тебя в клетку, усек?
Должно быть, угроза возымела