сестру за пристройку привратников, продралась первой сквозь бурьян и кусты шиповника и остановилась перед черным квадратным лазом в кирпичной кладке.
– Сюда разве что собака протиснется, – с сомнением проговорила Елизавета.
– Я уже лазила, – успокоила ее Анна. – Дальше шире будет.
– А ежели там лихие люди скрываются?
Елизавета попятилась.
– Не бойся. Я первая пойду. Глянь-ка, что у меня есть!
Пошарив в траве, Анна с гордостью показала короткий византийский меч с рукоятью в виде дракона.
– А это откуда?
– Привратник браги упился, присел в лопухах, да и забылся. Я подкралась и клинок утянула.
– Ему влетит, чай.
– И пусть, – топнула ногой Анна. – Его охранять Киев поставили, а не в кустах дрыхнуть. Теперь же сто раз подумает, прежде чем пьянствовать.
– А если бы он проснулся? – ужаснулась Елизавета. – Пьяный ведь был, не соображал, что делает. Прибить мог.
– Не-а. Меня попробуй догони!
– Вот что, Анна. Или поклянись, что больше не выйдешь из детинца одна, или я все батюшке расскажу!
По завершении фразы Елизавета погрозила пальцем, в точности переняв жест строгих матерей, отчитывающих неразумных чад.
Анне это не понравилось.
– Попробуй только! – с угрозой произнесла. – Я тогда с тобой до конца жизни не замирюсь! Вот увидишь! Словечком не обмолвлюсь до конца дней моих.
В сбившемся платке, с покрасневшими щеками и мечом в руке она смотрелась одновременно смешно и трогательно. Не удержавшись от улыбки, Елизавета обняла младшую сестренку за острые плечики и примирительно произнесла:
– Успокойся, Анюта. Это я просто так сказала, чтобы тебя вразумить. Не пойду жаловаться к батюшке. Но ты все равно пообещай, что больше одна из детинца не будешь убегать.
– А мы вместе! – Анна обхватила Елизавету за талию, прижавшись к ней всем своим худеньким телом. – Всегда вдвоем станем гулять, как раньше, правда?
Ответом была улыбка, полная нескрываемой печали:
– Недолго нам вместе гулять, сестричка. По первому снегу повезут меня на север, и стану я там женою конунга.
– Конунг? Кто таков?
– Так сканды своих князей прозывают, – объяснила Елизавета.
– Что же ты не радуешься, что замуж выходишь? Обычно девицы прямо светятся все, когда до свадьбы дело доходит…
– Светятся? А знаешь, как моего будущего мужа зовут? Гарольд Суровый, вот. Я же его не видела никогда, только на портрете махоньком… – Елизавета развела пальцы, показывая. – Нос крючком и глаза злые. А как невзлюбит? Обратно уже не вырвешься…
– Нос крючком – значит, норов у него орлиный, – принялась утешать сестру Анна. – А глаза, их ведь художник нарисовал, мало ли почему так вышло.
– Почему же его Суровым кличут?
– Так то враги прозвали. Он им спуску, видать, не дает, вот для них он и суровый. А для тебя, Лизонька, сахарным будет.
– Твои бы слова да Богу в уши…
Бездумно произнеся