когда оставалась без еды на целые сутки. Не мешала ему спать, не отвлекала, когда он читал какие-нибудь мудрёные свитки. Не требовала к себе никакого внимания, кроме случаев, когда надо было поменять тряпки, но и в испачканном лежала совершенно молча.
Чародей сам не заметил, как начал с ней разговаривать, словно… ну, словно с обычным ребёнком. Но то, что перед ним ребёнок как раз необычный, он осознал почти сразу.
С тех пор прошло четырнадцать лет. И за все эти годы Бередар ни разу не пожалел, что сохранил девочке жизнь, что предпочёл таскать её всюду с собой, вместо того, чтобы отдать в приют в Визенгерне или любом другом городе, и что взялся обучать её основам чародейства, когда обнаружил в ней магический дар.
К изучению строения человеческого тела он, к слову, несколько охладел. Сперва чародей с девочкой чудом выбрались из ловушки, расставленной на него коллегами по цеху в Визенгерне (их откровенно пугали пути познания Бередара, и было решено деликатно того устранить). Затем на чародея навалились рутинные дела, всё время занял поиск средств к существованию – магов далеко не везде встречали с распростёртыми объятиями (и с раскрытыми кошелями), и за одну серебрянную монету приходилось порой работать несколько дней. Какие уж тут исследования…
А дар у девочки чародей обнаружил случайно. Лет десять назад они остановились в очередной грязной придорожной таверне, которых на трактах не счесть. Бередар помнил тот день, будто он случился вчера. Они обедали, точнее, выбирали из надколотых глиняных горшков наименее несъедобные куски, прочие выбрасывая на земляной пол. Вокруг сновали крысы. Чародей не обращал на это никакого внимания, пока одна, самая наглая серая зверюга, не шмыгнула прямо по столу, явно желая разделить с девочкой её обед.
До посудины она добежать не успела, упав замертво в паре футов. Бередар, хмыкнув, произнёс заклинание, позволяющее узнать причину смерти. Если крыса чем-то отравилась, это сулило им по меньшей мере долгие часы в нужнике. Могло статься и хуже: наиболее эффективные яды действовали не только на крыс, но и на людей.
Но крысу убила магия.
Бередар так удивился, что напрочь позабыл об обеде. Более везучие крысиные подружки не преминули этим воспользоваться и устроили себе роскошный пир, безнаказанно таская еду из его горшка.
Он мог бы поклясться, что не слышал никакого убивающего заклятья. Да и кто бы мог его произнести? В таверне они были одни: даже трактирщик, принеся еду, убрался куда-то хлопотать по хозяйству.
Единственный ответ, который напрашивался, был очевиден. Бередар задумчиво глядел на девочку, уплетавшую свой обед. Она, почувствовав интерес, оторвалась от своего занятия и понятливо кивнула:
– Не люблю крыс.
– Как ты это сделала? – ровным голосом спросил тогда чародей.
– Просто захотела, чтобы крыса сдохла.
Бередар и сам был из магов, умеющих творить чары, не размыкая губ. Но для этого искусства нужно как минимум знать заклинания. Просто произносить их не вслух, а в мыслях. Здесь же выходило прямое исполнение