скорости, нацелившись точно в приближавшиеся фары, и поспешно переключила мотор на вторую передачу.
Фары метнулись в сторону из поля зрения, она услышала за спиной резкий скрип тормозов и звук, будто хлопнули очень тяжелой дверью, но не стала оглядываться. На Фримонт она опять переключилась на низшую передачу, чтобы повернуть на юг, а там снова помчалась в сторону Боулдера, от которого ее отделяло двадцать пять миль.
Стиснув ладонью прохладный набалдашник рукояти коробки передач, она перешла сразу на четвертую скорость.
Теперь она ощущала себя умиротворенной, чуть ли не счастливой. Все было растрачено, и каждое оставшееся мгновение следовало считать добавкой, незаслуженной наградой. Она опустила стекло в окне и глубоко вдыхала прохладный воздух пустыни.
«Шевроле» промчался через перекресток с Лас-Вегас-бульвар, и теперь перед нею лежала пустыня… и совершенно недосягаемые горы, и плотина, и водохранилище.
Позади она увидела быстро приближавшиеся фары – несомненно, «Паккард».
Пролетая по шипящей под колесами автостраде посреди пустыни, она думала о том снежном Рождестве 1929 года в Нью-Йорке. «Мне двадцать один год, и тридцать – Джорджу, видному собой и блестящему выходцу из École Polytechnique[4] и Клуба Бурбаки[5], и он откуда-то знает о мировых финансах столько, что разбогател, когда началась Депрессия. И он хотел детей.
Разве я могла быть против?»
Перед ее мысленным взором мелькнуло развороченное кровавое месиво, оставленное патроном 410-го калибра всего несколько минут назад.
Стрелка спидометра уперлась в ограничитель ниже числа 120.
У правой обочины быстро приближался, увеличиваясь в размерах, какой-то неведомый шлакоблочный дом.
«Боже мой, Джордж, – подумала она, чуть повернув машину и упершись столбом света в стену, – как же мерзко ухитряемся мы поступать друг с другом».
Леон положил телефонную трубку и тяжело осел в королевском кресле. По его ляжкам текла кровь, штанины отяжелели от нее и противно липли к коже.
«Ладно, – монотонно повторял он одну и ту же мысль, – ладно, это плохо, это очень плохо, но еще не все потеряно…»
Последним он позвонил Абрамсу. Тот пообещал, что приедет через пять минут с парой людей, которые смогут перенести Леона в машину и отвезти в Больницу Южной Невады, находившуюся в пяти милях от Чарльстон-бульвара. Леон было подумал сначала позвонить насчет больницы, но, взглянув на свой пах, понял, что выбора у него нет, что его гениталии, несомненно, размозжены, а потому для него куда важнее вернуть Скотти, последнего зачатого им сына.
Еще не все потеряно.
Из живота внизу, похоже, вываливались горячие, мокрые и растерзанные внутренности, и теперь, положив телефонную трубку, он освободил обе руки и мог поддерживать самого себя, не давая развалиться.
«Нет, не все, – думал он. – Ты не умрешь от простой огнестрельной раны, твоя кровь имеется в Лейк-Мид, а ты находишься