а сам парламент не был полностью независим от императора. Социал-демократическая партия Германии (Sozialdemokratische Partei Deutschlands, SPD), заявлявшая, что говорит от имени растущего пролетариата Германии, таким образом оказалась в парадоксальной ситуации: она была крупнейшей партией в парламенте, но и ей не хватало власти, чтобы добиться значимых изменений.
Угроза войны обеспечила идеальные декорации, в которых могли разыгрываться все эти разнообразные дискуссии. В июле меньшая часть немцев высказывалась в поддержку войны, ставя превыше всего защиту Австрии перед лицом русской агрессии, в то время как остальные стремились к миру и делали все возможное, чтобы избежать военной конфронтации. Некоторые немецкие евреи, в том числе и давний издатель либеральной «Vossische Zeitung» Георг Бернхард, осторожно пытались проанализировать военную ситуацию. Бернхард, всю жизнь проработавший в газете, несомненно, осознавал угрозу войны на континенте. Он не раз использовал свое издание, чтобы выразить надежду, что возможно мирное разрешение кризиса. Но в то же время он не собирался исключать необходимость войны. «Германия хочет мира, – подчеркивал он, – но мы не испугаемся поднять перчатку, если нас заставят». По мнению Бернхарда, Европу толкала на край пропасти не Австрия, а Сербия и Россия. Что, спрашивал он, сделала Сербия в ответ на сараевские убийства? «Она не сделала ничего, совершенно ничего»34.
Но при всем яростном воодушевлении войной подавляющее большинство евреев и других немцев хотели мира, в самом худшем случае маленького локального конфликта. Эти «голоса умеренности» нашли самое яркое выражение в ряде демонстраций за мир, прокатившихся по стране в последние дни июля. В столице, где и начались эти протесты, несколько тысяч демонстрантов промаршировали по городу, распевая песни рабочего класса и призывая к миру35. В то время как Бернхард сочувствовал провоенному движению, немецкие евреи появлялись на акциях протеста против войны. В Берлине Оскар Кон, убежденный социалист и член парламента от SPD, стал заметной фигурой демонстрации протеста, проходившей на пивоварне Фридрихсхайна. После многих лет работы юристом и двух лет в Рейхстаге Кон уже был состоявшимся оратором. В этот летний вечер, стоя перед слушателями, держа спину прямо и сверкая пышными усами, он набросился и на монархию, и на австрийский ультиматум. Однако, к изумлению консервативной «Die Post», Кон обвинил участников движения в поддержку войны в махинациях с австрийским сельским хозяйством. «Нет, вам не послышалось, так и было сказано», – издевалась газета36.
Пока Кон изо всех сил старался расположить к себе берлинскую публику и склонить ее к миру, еще два именитых еврея попытались сделать нечто подобное, но уже на международном уровне. Гуго Гаазе, скромный еврейский юрист из Восточной Пруссии, который, так случилось, был сопредседателем SPD, присоединился в Брюсселе к Карлу Каутскому, ведущему теоретику марксизма. Оба они приехали в столицу Бельгии, чтобы представлять Германию на бурном митинге Международного социалистического