помощь. На том и порешили.
Долгим показался Роману путь от Вологды до Александровской слободы, и казалось, ему, что не только крепость он оставляет позади, но и монастырь, чьи стены были ему домом целых десять лет, и всю жизнь свою он по этой дороге проходит.
"Великая роль уготована для тебя. Сердцем слушай, вера в нём подскажет тебе правильный путь" – много лет назад сказал ему на последок настоятель монастыря.
Великой роли он для себя не видел и не искал ни тогда, ни сейчас. Просты были его желания: построить дом, в жёны взять хорошую девицу, детишек завести, да чтобы было у них всё то, чего сам он был лишён в детстве.
Жизнь при монастыре, конечно, не вязалась с этим, как и разруха и беды, бросавшие большую тень на день завтрашний, но всё же это было то, о чём он мечтал, а ни как о службе царю.
Задаваясь вопросом, что же ждало их впереди, молодцы подъехали к выложенным кирпичом от земли до бойниц укреплениям Александровской слободы.
– Чего вам, холопы? – приветствовал их голос.
– На службу к царю-батюшке пришли, – ответил Димитрий, спешиваясь.
– Слыхали, парни? На службу они пришли. – Сверха раздался смех.
– Нет здесь ничего для вас, нищесброд. Возвращайтесь туда, откуда коней спёрли.
– Не спёрли мы их, – ответил Афоня, а Рома, тем временем, ощутил раздражение. – Мы из Вологды приехали. Может, слыхали: там царь-батюшка наш крепость повелел строить. Так мы и строили.
– Ишь, парни, какие к нам работяги пожаловали! А харчи, как там закончились, так вы к нам подались? Или это вы так по пути раздобрели? Приютили вас, может, где детин-то таких? Может, скажете, где, и мы туда наведаемся. Подкрепиться тоже. – Снова раздался смех.
– А чего ж не сказать доброму человеку, – улыбнулся Рома, снимая шапку. – Скажу. Ты только выходи сюда, так я ещё и короткий путь тебе укажу. – Смеха не последовало.
– Наглый холоп – мёртвый холоп, – вкрадчиво ответил Роме голос, и из-за бойницы выглянуло дуло мушкета. – Да, парни?
Ответа на это никто не услышал, так как на дороге показалась конница. Десятков пять не меньше всадников, облачённых в чёрные отороченные мехом кафтаны поверх чёрных подрясников и чёрные меховые скуфейки. По обеим сторонам чёрной попоны белым были вышиты головы собак – отличительный признак опричников.
Один из всадников мчался быстрее других, да трясло его так, что он вот-вот готов был выпасть из седла. На подъезде к центральным воротам лошадь внезапно остановилась и встала на дыбы, сбросив опричника на землю. Била она копытами так, что комья земли летели, и гарцевала кругом него, не давая подняться.
Несколько смельчаков оголили сабли, но Рома подоспел первым. Стал он прямо перед ней, широко раскинув руки, и, как она не била копытами, как не вставала на дыбы, он не сдвинулся ни на шаг.
Тишина стояла вокруг. Опричники замерли. Вот-вот, казалось, лошадь его затопчет, а нет: мотнула она только из стороны в сторону головой, да копытами пару раз ударила по земле, и всё, успокоилось животное, как и не было ничего.
– Что за чертовщина! –