эту улыбочку выглядели так, будто он смеется. И это заметили.
– Он смеется! – девчонки от ужаса даже плакать перестали.
Хорек выскочил вон, плакал и бил себя по щекам перед зеркалом в туалете, слезы текли градом, но улыбочка так и не сошла. На кладбище его тогда не взяли, выбрали семерых девочек, которые плакали громче других. Он потом сходил на ее могилку сам – литераторшу он любил. В пятом классе она поила его чаем после уроков и угощала невкусным овсяным печеньем. А на следующий год вообще подарила ему ручку с зеленым гелиевым стержнем.
В десятый Хорек не пошел, хотя оценки позволяли. Пошел в фазанку. И уже там, скрываясь от дождя в заброшенном вентиляционном люке шахты 5-6, Хорек оказался лицом к лицу (если то, что он увидел, можно было назвать лицом) с мертвым Мотей. Мотю называли «психическим» и жалели, хотя Хорек знал его еще в те времена, когда Мотя был положенцем Фархата и работал почтальоном. Ничего «психического» Хорек в нем не замечал – разве что он постоянно торчал на могиле литераторши и смотрел как-то липко, будто бы ты его загипнотизировал, и отвернуться он теперь не может.
К тому моменту, когда Хорек его обнаружил, Мотя полгода как сбежал из дурки, его вяло поискали и забыли. Хорек тоже забыл, а теперь вспомнил.
Мертвое тело Моти, подсохшее на летнем сквозняке, пахло такой сладкой гнилью, что Хорька чуть не стошнило. Но он не убежал, а принялся его рассматривать. Поразила поза Моти. Видимо, Мотя забрел сюда, побродил, а когда решил выйти, забыл, откуда пришел. Так и остался цепляться за решетку вентиляционного люка, смотреть на свет и звать на помощь. Так и умер. Как моль, которая летит на свет. А выход – вот он, всего через пару метров, за углом. Казалось бы, чего с него взять, «психический». Но Хорек, глядя на него тогда, понял, почему мамка не уходит от пьющего отчима, почему повесилась молодая и красивая литераторша и почему сам Хорек бегает в шестерках у Фархата.
Все живут по правилам. По идиотским правилам, которые они бог знает, где взяли, может, и сами себе придумали. Наверняка, сами. Больше убогую простоту правил этих объяснить было нечем. Знает Мотя, что выход там, где свет – и прется туда, разбивая лицо о стальную решетку. И не будет он по сторонам смотреть, хоть палкой его к выходу гони. И все так. А Хорек нет. Хорек умный. Хорек дождется своего часа и облапошит их всех вместе взятых. На то он и Хорек.
На широкой городской улице было безлюдно. С одной стороны дороги жались друг к другу двухэтажные каменные домики, с другой – тянулся длинный зеленый полуразрушенный барак – кобылятник – бывшее женское общежитие. За ним торчала круглая водонапорная башня красного кирпича и проржавевшие стойки огромных конструкций углеобогатительной фабрики.
На крыльце кобылятника сидела старуха в засаленном халате, она поправила треснутые очки, рассматривая Хорька. Хорек заметил ее и поспешно перешел на другую сторону улицы – в самое пекло. Старуха вдруг развернулась в сторону подъезда и пронзительно свистнула, вложив пальцы в рот, как заправский хулиган. Зачем она