назад. – Королева определенно не захочет видеть ее в зале.
– Почему? – Энтон приблизился, чтобы взять зеленый круг в руки. Он осмотрел омелу, трепещущие ленточки и расплылся в улыбке. – Поцелуева ветвь!
Розамунда вырвала у него ветвь:
– Я же сказала, что это глупость!
– Мне мама рассказывала, что, когда она была девушкой, она делала поцелуеву ветвь, чтобы гадать, кто станет ее мужем.
– А я сделала ее совсем не поэтому. Просто мне показалось, что она симпатично выглядит.
Энтон подошел совсем близко и наклонился, чтобы шептать ей на ухо. От его свежего дыхания у нее на темени зашевелились завитушки и ее охватила дрожь.
– И еще она мне говорила, что если ты поцелуешь кого-то под этой ветвью в полночь под Рождество, то он будет твоей настоящей любовью до конца года.
Розамунда закрыла глаза, пытаясь не обращать внимания, как его дыхание растекается по ее коже.
– Тогда этого лучше не вешать. Здесь, при дворе, за настоящую любовь жестоко мстят.
Энтон засмеялся, беря ветвь из ее рук:
– Нет, она слишком симпатичная, чтобы ее ломать. Мы ее повесим здесь, за гобеленом. Ее смогут найти только те, кому она действительно нужна.
Розамунда не успела возразить, как он пошел к гобелену и отвернул его, открывая зазор между стеной и гобеленом, потом подпрыгнул, чтобы зацепить ленточную петлю за выступ в резьбе дерева; ветвь закачалась на подвеске, зеленая и нарядная. Затем он вернул гобелен на место, и тот скрыл потайное пространство.
– Вот так, леди Розамунда, о ней знаем только мы двое.
Их секрет! Розамунда хотела убежать, как в тот день, когда увидела его на пруду. И не могла, будто была связана с ним лозами плюща, и красными лентами, и еще темным блеском его глаз.
Она коснулась кончиком языка пересохших губ и увидела, как глаза его сузились в ответ на это ее незаметное движение.
– Темза уже совсем замерзла? – тихо спросила она.
– Почти замерзла, – хрипло ответил он. – Говорят, на днях будут сильные морозы.
– Сильные морозы?! Их не было уже много лет, еще с тех пор, как моя мама была ребенком.
Розамунда потупилась, почувствовав себя вдруг совсем бесстыдной:
– Тогда вы сможете учить меня кататься?
– Вы мне кажетесь очень способной ученицей, леди Розамунда. А я смогу танцевать на Крещение?
– Надо подождать. Наш первый урок танцев только завтра.
– Я мечтаю о нем.
Розамунда присела в реверансе и побежала. Она тоже очень мечтала об их уроках. О всяких уроках…
Ей было так уютно в теплой жизни замка Рамси. А сейчас она чувствовала себя такой неуверенной, как будто балансировала на краю глубокой неведомой пропасти между собой прежней и нынешней, между той, которой она была, и той, которую она еще не знала. Малейший толчок мог свалить ее или в ту или в другую сторону. Или она могла прыгнуть.
Она ринулась из зала и повернула к лестнице, которая вела к апартаментам камеристок, но на первой же ступеньке замерла. Выше, на лестнице в темноте, стояла Анна, погрузившись в разговор