Кроме того, я была занята на важном процессе.
Это было правдой, но, с другой стороны, она даже не попыталась вырваться. Три месяца назад она еще уверяла себя, что никогда, ни при каких обстоятельствах не вернется в Стилуотер. Ни за что. Ну, только на похороны матери. Да и то…
– Я знаю, Ивонна многое для тебя значила. Хорошая была женщина.
В тот год, когда Грейс уехала из Стилуотера, Ивонне Уокер, бездетной вдове с нежной, черной, как соболиная шерсть, кожей и глазами, видевшими в людях только хорошее, исполнилось шестьдесят пять. В течение многих лет она, независимо от погоды, сидела под тентом в своем дворике на углу Мэйн-стрит и Эппл-Блоссом и продавала самодельное мыло, а также, в зависимости от сезона, яйца от собственных кур, пикули, персики и томаты со своих грядок, пироги со сладким картофелем и шоколадное печенье с орехами.
В Стилуотере Ивонна считалась чудачкой, и на то было три причины. Она не терпела преподобного, не лезла в чужие дела и всегда была добра к Грейс.
– Знаешь, она выслала мне письмом все свои рецепты, – сказала Грейс.
Именно тот пакет, прибывший из офиса окружного прокурора через неделю после похорон, и склонил Грейс к возвращению в Стилуотер. Пакет да настойчивое желание Джорджа, потребовавшего, чтобы она устранила препятствия, мешавшие ей принять его предложение. Он даже выдвинул ультиматум: решить все проблемы в трехмесячный срок. Заявил, что не хочет прожить жизнь в ожидании того, что, как ему представляется, может быть, никогда и не произойдет.
Клэй, словно чувствуя себя неловко оттого, что держит оружие, взял ружье другой рукой.
– Народ думает, что все ее рецепты ушли с ней в могилу.
– Нет.
Они стали ее прощальным подарком – ничего другого от Ивонны Грейс не получила.
– Наверно, выбрала тебя, потому что ты частенько ей помогала.
Скорее всего, подумала Грейс, старушка догадывалась о случившемся на ферме.
Чувство вины смешалось с печалью, сожаление с неуверенностью, и она вдруг ощутила в горле комок.
– Легко ничего не дается, так ведь, Клэй?
– Да, легко ничего не дается, – согласился он. – Тут ты права.
Она шагнула по дорожке.
– Уже поздно. Мне пора.
– Подожди. – Его теплая рука на мгновение легла ей на талию, но он тут же убрал ее, словно испугавшись, что Грейс обидится. – Мне жаль, что так случилось. Ты ведь это знаешь, верно?
Видеть перед собой его искаженное мучительной гримасой лицо было выше ее сил. Куда легче жить с убеждением, что ему неведомы те страдания, что терзают ее. Знать, что Клэю так же плохо… она бы этого не вынесла.
– Да, знаю, – сказала Грейс негромко и зашагала к машине.
Каждый решает для себя сам…
Эти слова брата всю ночь и все утро звучали у нее в голове. Таким образом Клэй дал понять, что не станет возражать, если она выступит с признанием. Он ничего не сказал о последствиях такого шага и не стал упоминать тех, кто серьезно при этом пострадает. Просто взял и переложил ответственность на ее плечи.
И за это она любила его и ненавидела.
Как