Селищев описывает именно эти функции, опуская эстетическую, так как видит предмет исследования не в поэзии, художественной словесности, а в прозе, словесности нехудожественной (9). Г.О. Винокур как лингвист в своей рецензии усомнился в правомерности выделения такого состава функций языка [Винокур 1928], не принимая во внимание «филологичности» подхода исследователя. У А.М. Селищева это функции речи, а не языка, их состав определен описываемой общественно-речевой практикой, а не теорией языка.
Описание базируется на анализе речи определенной группы носителей – деятелей (партийных и советских) революции (т.е. риторов. – АР.) с учетом условий общения. И только после этого характеризуются «языковые новшества» в речи других носителей, представителей масс: рабочих, крестьян, представителей национальных меньшинств. Подчеркнем, что в качестве основной для советской словесной культуры автором избирается публичная сфера общения. Поэтому источником исследования стали в основном пресса, документы, ораторская проза.
А.М. Селищев довольно подробно описывает происхождение революционных деятелей, условия их деятельности, общественный статус, формы и методы партийной и советской жизни. «Язык революционной эпохи» (и его пафос – источник смысла и его логос – стиль) формируется именно в этой среде, в этих условиях коммуникации, этими носителями (риторами), в этом этосе. Другие члены языкового коллектива, массы, рабочие и крестьяне тоже вовлекаются (не обязательно принудительно) в этот этос, чем и определяется новая специфика их речи. «Данные, собранные мною, – оговаривает автор (слова в цитатах выделены им. – АР.), — характеризуют не обыденную речь рабочих, а ту речь, какой пользуются они в .моменты обсуждения вопросов общественно-экономической и политической жизни. И еще одно ограничение. Эти данные относятся к речи активных рабочих. Речь пассивных членов рабочей среды представляет меньше новых черт, связанных с явлениями революционного времени» (198). «Активные рабочие» – это формирующиеся из масс риторы, вторые по значимости информанты для изучения «языка революционной эпохи».
Рассмотрим характер, состав, подачу и анализ материала в книге. На первый взгляд, описывается, как и в большинстве работ 20-х годов на эту тему, лишь новая лексика. Однако у А.М. Селищева имеется и дополнительная информация. Слова приводятся в составе обширных контекстов, это не только фразы, но и выдержки из текстов. Кроме отдельных слов и выражений, анализируются функции некоторых текстообразующих оборотов, клаузул: «Так полагается кончать речь на торжественных собраниях» (132). Уделяется внимание построению некоторых характерных для словесной культуры жанровых форм, например, «катехизисной форме» (132—133). Помимо выдержек из газетных, ораторских, документных текстов привлекаются (в качестве вторичных источников) фрагменты художественных, а именно сатирических (рассказы М. Зощенко, М. Колосова) произведений, изображающих современную речь. Привлекаются и суждения о речи самих