нашу личную жизнь. Всё остальное – профессия, увлечения, таланты – им почти безразлично. Видимо, именно из-за этого мы, руссы, и стали в своё время самым многочисленным народом Европы. Ещё по той же причине у нас в стране так много людей, ненавидящих свою работу. Им никто в своё время не помог определиться с выбором жизненного пути, только про замужество-женитьбу, как попугай, долдонили.
Умывшись из бачка холодной, как лёд, водой, я настроила себя на рабочий лад и отправилась в штабную палатку. Тот день мы со Степанычем целиком просидели над нашими экспонатами, не поднимая головы. Среди них оказались сплющенный медный кувшин, больше похожий на бесформенную кучку заплесневелого металлолома, несколько керамических черепков, хранивших едва различимые следы росписи и обломки какого-то непонятного орудия труда. Я предположила, что это маленькая мотыжка. Степаныч увидел в ней инструмент для обработки овечьей шерсти.
Шеф активно интересовался моим мнением по каждому из найденных артефактов и отметил, что у меня живой ум и нестандартный подход. Я думаю, что дело было в моей молодости и полном отсутствии опыта. Эти два фактора в совокупности обычно и дают эффект свежести подхода. Уж поверьте мне, опытному кадровику.
Иногда к нам присоединялись Оля с Леной. Правда, Оля быстро начинала раздражать Степаныча своим неуёмным любопытством. Лену же новые горе-повара постоянно вызывали из палатки для консультаций.
Помню, меня поразило обилие всяких форм, журналов и прочей подобной документации. После я убедилась, что никому не нужной писанины хватает на любой работе. Такое ощущение, что человечество пытается заменить составлением форм и отчётов все без исключения другие виды деятельности. Интересно, что мы будем есть и во что станем одеваться, когда достигнем этой «благой» цели?
Ближе к вечеру, кое-как раскидав бумажные дела, мы отправились небольшим отрядом на то место, где я нашла накануне кинжал. Мы со Степанычем решили оставить его изучение «на десерт», и он запер реликвию в походном сейфе.
Заметив, что с нами собирается давешний мой закадычный друг Мозгляк, я рявкнула, в упор глядя на него:
– А, ну, стоять! – Студик замер на месте, удивлённо воззрившись на меня. – Куда собрался?
– К-к-как куда? – Проговорил он срывающимся голоском. – К захоронению, конечно.
– Тебя звал кто-нибудь? – Ласково поинтересовалась я, на что Мозглячок смущённо потупился. – Вот, именно, никто тебя не звал. Остаёшься в лагере, ты наказан! – Отрубила я тоном генералиссимуса к великому веселью всех остальных.
– Ну, Егор Степаныч… – заныл студент гнусаво, – ну, чего она?..
– Ничего, – буднично ответил препод, – сказано тебе наказан, значит, наказан.
– Что я ей сделал?! Эта ненормальная второй день меня со свету сживает!
– Ничего ты мне не сделал, – ответила я успокаивающе, – вот, только очень уж я не люблю, когда моих подруг суками