сигарету. – Я старше тебя не намного, на семь лет, но уже с трудом представляю себе, что чувствуют парни в восемнадцать, как они переваривают в своих мозгах всю информацию, доступную их глазам, ушам и… – он постучал себя по носу. – Поэтому я провел с тобой почти месяц в тесном общении и, кажется, понял, кто ты, чем интересуешься, как воспринимаешь действительность и как способен реагировать на эту, открывшуюся перед тобой новую, реальную жизнь.
«Вот и ответ на мой вопрос», – подумал Курт, вспомнив возникающие у него порой сомнения в искренности интереса Леманна к нему как к просто приятелю, другом он все-таки считать себя не решался. Он ничем не выдал своего удивления после этих первых, как было понятно, лишь вступительных слов Леманна, только крепче стиснул побелевшими пальцами поручни сидения. Почувствовав возникшее напряжение, Йоганн продолжил:
– Но, поверь, я был вполне искренен во все время нашего общения. Мне было и интересно, и комфортно с тобой, ты нравишься мне, иначе мы расстались бы в первую неделю знакомства. Но прежде, чем я выскажу тебе комплименты, перейдем к не прикрытой фиговым листком реальной картине сегодняшнего дня. Ты избегаешь разговоров на политические темы, но политика пронизывает все общество, и не только в Германии, но в сегодняшней Германии особенно. Тебе придется взрослеть и, поверь, быстрее, чем кажется. Никаких слюнявых рассуждений о психологии нежного юношеского возраста. История современного миропорядка тебе и миллионам твоих сверстников не оставит шанса укрыться в каком-нибудь межвременье.
Йоганн остановился, лицо его расслабилось, и он улыбнулся:
– Все-все, я лишь задал тон, не обращай внимания на пафос, нелегко после бесконечных митингов и встреч наподобие той, которую ты видел, когда подошел к нашему столу, вернуться к нормальной речи. Давай, действительно, перейдем к делу. Итак, поговорим о тебе. Ты, Курт Рихтер, прибыл некоторое время назад в Германию, только-только освобождающуюся от либерально-коммунистических идей, из страны победившего большевизма. Как ты думаешь, как сложилась бы твоя судьба, будь твоими родственниками простые люди, пекари, лекари или коммивояжеры? Тобой бы занялась одна из спецслужб, кто-нибудь из ребят в СА или СС, и дальнейшая твоя судьба была бы под большим вопросом. Но тебя, парень, привез не кто-нибудь, а Ханс Ешоннек, один из видных функционеров в Имперском военном министерстве. А встретили тебя твои дед с бабкой, не печники и сапожники, а одни из самых богатых и влиятельных промышленников Германии.
– И поэтому, – наконец разлепил губы Курт, – мною занялся ты. Йоганн рассмеялся:
– Только по собственному почину. Нет, в какой-то момент в моей организации кое-кто задал вопрос о том, что означает моя дружба с таким сосунком, как ты. Курт вскинул голову, собираясь что-то сказать, но Йоганн, подняв вверх палец, остановил его.
– Дружба – это именно то, что, я предполагаю, возникло между нами, или у тебя есть возражения на этот счет?
Курт промолчал.
– Скажи мне, ты веришь