путь к коридорам А, Б и В.
Куда нам идти?
Проблема разрешилась сама собой, когда к нам торопливо подошла медсестра в накрахмаленной синей с белым форме.
– Да? – произнесла она, вопросительно выгибая бровь.
– Доктор Брокен, – сказал Доггер.
Медсестра по очереди посмотрела нам в глаза.
– Боюсь, вы опоздали. – Она покачала головой, и у меня сердце упало в пятки.
Но Доггер был сделан из более прочного материала.
– Опоздали? – переспросил он, как будто не расслышал.
Медсестра устроила целое представление, подтягивая за шнурок часы, висевшие у нее на груди, и внимательно их изучая.
Это был великолепный спектакль, подчеркнутый бесчисленными проявлениями легкого сомнения, наморщиванием лба и глубокими размышлениями, – спектакль, который на сцене Вест-Энда собрал бы море наград.
– Слишком поздно, – повторила она, отпуская часы. – Время посещений – с одиннадцати до двух часов без исключений. Сейчас половина третьего. Вам придется организовать свой визит в другой день.
– Боюсь, это невозможно, – ответил Доггер и, понизив голос, добавил: – Конфиденциально, это серьезное дело, связанное с законом. Боюсь, все очень спешно. Я представляю дочь доктора Брокена миссис Прилл. Она будет весьма огорчена, если узнает, что нам отказали, после того как мы проделали такой путь.
– А эта юная леди? – вопросила она, снова перемещая бровь с места на место.
– Ах, – Доггер покровительственно положил мне руку на плечо, – как я сказал, все очень спешно.
Заворочались шарики и ролики. Кем я могу быть? Очевидно, что я не барристер и не солиситор. Кто же тогда? Внучка? Наследница? Ребенок, которого можно использовать для переливания крови?
Я видела, как медсестра мысленно перебирает варианты.
– Палата тридцать семь, – сказала она. – По этому коридору налево. Десять минут. И ни секундой больше.
В тридцать седьмой палате были липкий линолеум и тошнотворно зеленые стены. Воздух можно было резать ножом; я чувствовала, как он забивается в поры. Судя по удушливой атмосфере, двери и окна здесь не открывались отродясь.
Перед окном в «крылатом» кресле сидел древний старик, хотя нельзя было сказать, что он смотрит вдаль.
Его нижняя челюсть отвисла под действием силы тяжести, и я бы поклялась, что он мертв, если бы в его стеклянных глазах не бился пульс. Кожа выглядела так, как будто ее сняли, смяли в шар, как пожелтевшую папиросную бумагу, а потом грубо расправили и натянули обратно.
– Доктор Брокен? – сказал Доггер.
Ответа не было.
– Я сказал вашей дочери, что загляну к вам.
Старик не пошевелил ни единой мышцей. Может быть, миссис Прилл права: ее отец не в своем уме.
Я поймала взгляд Доггера и покачала головой.
Доггер бережно взял старика за ладонь.
Как мило, подумала я. Утешительная сила человеческого прикосновения.
Старик дернулся и продолжил смотреть в никуда.
– Время