и вправду плачет? Но глаза у бабки были сухие, только щека одна мелко-мелко дрожала. Я обняла ее, прижалась к старенькой поплиновой кофтенке, которую помнила с детства. Может, и не нужно никуда от нее уезжать? Может, так и будем с ней жить-поживать и никто мне не нужен? Но как прожить без любви, без надежды на счастье?
Происшествие было нешуточным: внезапно объявившийся Александр Николаевич вдруг пригласил меня на концерт в областную филармонию. Я еще думала, что ответить, а Симка, оказавшаяся возле, уже загорелась ехать. Съездили. Неплохой был концерт, только неловко я себя чувствовала. Ведь совсем этого человека не знаю, да и старше он меня намного, и опять же, несвободная вроде я. Не то чтобы совсем уж виноватой себя перед Валерой считала, но все-таки, не надо было на концерт ездить. Но только я разогналась рассказать ему об этом во всех подробностях, как он меня прервал.
– Знаю, – только и буркнул, а больше ни словечком об этом не обмолвился.
Странно как-то. Он мне все про райцентр и про завод талдычит, а я, сколько ни думала, так ничего и не решила. Сердце пополам рвется: и Валеру обидеть не хочу, и бабку до слез жалко.
– Что ты мне про завод этот все расписываешь? Я, может, и не собираюсь туда.
Он умолк на полуслове, схватил меня за руку, в глаза заглянул:
– Ты что, серьезно? Ты не шути так, дело важное. Жить-то как будем, если ты на завод не пойдешь?
– Что ж мы, на мой только заработок жить станем? – тихо спросила я.
– А на чей?! – вызверился он, но взял себя в руки. – Ты уже не девочка, понимать должна. Работы у меня пока нет, но зато я о дешевом жилье договорился, для тебя работу нашел. Разве мало? Поработаешь, пока не родишь, а там и я себе что-нибудь найду.
Я оторопела:
– Как родишь? Я и не беременная еще, – густо покраснела.
Он отмахнулся:
– Забеременеешь, эка невидаль, я свое дело знаю, и ты о своих не забудь.
– У тебя же есть жилье, ведь ты же где-то прописан? – не нашла я ничего более умного спросить.
Валера резко повернулся ко мне:
– Слушай, да ты совсем… – он поискал подходящее слово, – ребенок, что ли? Неужели думаешь, что мои родители примут тебя в свои нежные объятия, если я тебя к ним из деревни привезу? Даже не мечтай об этом, на порог не пустят!
– Зачем же ты тогда на мне женишься, если меня даже на порог нельзя пускать? – сглотнула я уже близкие слезы.
Он смутился, взял опять мою руку, но тут же выпустил, сморщился страдальчески:
– Нравишься ты мне, вот зачем. Характер у тебя хороший, когда не капризничаешь, как сейчас. Да и на сеновале мы с тобой того… забыла, что ли? Ребенок, говорю, может быть. Не брошу же я тебя теперь?
Слезы уже катились из моих глаз, как ни силилась я их удержать.
– Как же, не бросишь, а про женитьбу и не говоришь вовсе, а я-то…
– Я ж сказал тебе, что с тобой жить буду, ну? Чего ты нюни распустила?
Тут я окончательно поняла, что жениться на мне он не намерен, и словно что-то с треском оборвалось у меня внутри. Я поднялась и, пошатываясь, как пьяная, пошла домой. Кажется, он что-то кричал мне вслед.
Бабка