шурупы в каменные стены и гонять на мотоциклах, зато мужчины пекут вкуснейшие пирожки. И заметьте, все это происходит в современных мирных условиях! Красавицы слушали с интересом, но разговор ничуть не завязался. На все мои попытки растормошить и вопросы они отвечали неизменными односложными «да» или «нет». Руслан безмерно удивил меня тем, что сел кушать за отдельный стол неподалеку от нас. Одна из жен принесла ему его излюбленное блюдо, при виде которого у меня почему-то прямо слюнки потекли: «жижи чалныш» – что-то вроде мяса с галушками и чесночной приправой. Свой странный поступок он мотивировал тем, что мусульманскому мужчине не следует сидеть за столом вместе с дамами. Я, по своему обыкновению, было с ним заспорила, но быстро закруглила сей спор в шутку, увидев одинаковую растерянность и в муже, и в женах. Однако чуть позже он все же пересел за общий стол. После обильных угощений девушки по моей просьбе отправились за своими бебиками. Закинув голову, я засмотрелась на чистое голубое небо и поневоле сделала волнующе глубокий безмятежный вздох. Дивный восторг разлился в каждой клеточке тела, и ленивая истома заставила по-кошачьи сладко потянуться.
– А ведь я любил тебя, и великая слава Аллаху, что на тебе не женился, – вернул с небес на землю такой знакомый голос за спиной.
– Ну здрасте-пожалуйте, это почему же? Надо, наоборот, в виде комплимента старой знакомой немного поразглагольствовать, что, мол, до сих пор очень жалею и в себя прийти никак не могу… А ты – просто сама деликатность, ей-богу!
– Сердцем чую, что ты не жена, а сплошная драма. Вот пошла бы за меня, и не было бы ни гарема, ни женского ухода, ни почтительного внимания, ни порядка в доме. А взамен теоретические споры, новые интеллектуальные теории: декаданс с ренессансом, группа каких-нибудь особо одаренных иконописцев в доме бы просто так поселилась, и вдобавок пришлось бы следить за тобой днем и ночью, чтоб не сбежала. Вадим еще не раз попадет с тобой в историю с географией.
– Глупости какие-то обо мне сочиняешь…
Я прямо-таки взвилась на такие его слова, и мы заспорили с непредсказуемой горячностью, перейдя вскоре на личности, в особенности на личность генерала Ермолова.
– Да согласись же со мной, мой милый чеченский террорист, что судьба сама жестоко наказала русского генерала за его недобрые слова. Вот ты утверждаешь, что он сказал: «Жизнь свою положу на то, чтобы и последнего чеченца не осталось в живых!» Не спорю об этом, но а дальше-то: старый, суровый, закаленный в боях генерал заливался слезами над гробом своего единственного сына и гениального художника. Усыновленного генералом чеченского мальчика – главного героя поэмы «Мцыри» погубил вовсе не ягуар, но холодный и влажный климат Петербурга, совсем не подходящий горцу. Это, возможно, и была его, генерала, карма-наказание.
– Ваши до основания разгромили в Грозном картинную галерею с гениальными полотнами сына генерала Ермолова, – совсем мрачно изрек Руслан, недобро сверкнув на